— Да, — согласился Артур и рассказал ей о сцене, свидетелями которой мы стали и благодаря которой познакомились несколькими часами раньше.
— А я видел тебя в библиотеке, — ввернул я. — Что за чтиво на испанском ты там мусолил?
— «La muerte de un maricón»,[9] — ответил он с шутливым поклоном.
— Да? А что это значит? — спросил я.
— Спроси мать Джейн, это она говорит на испанском.
— Сейчас же прекрати трепаться о моей матери! — приказала она. — Захлопни пасть! — Под хмельком Джейн разговаривала как Нэнси Дрю.[10] Я сходил с ума по девушке с любопытным словарным запасом. — Моя мать не ставила Мексику на уши в течение целого года и не подхватывала гепатит, как некоторые.
— И слава богу, — отозвался Артур.
— Да ну! Ты что, действительно там кого-то ставил на уши? — заинтересовался я.
— А как же, — ответил он.
— А этим летом что собираешься делать?
— Жить в доме Джейн и присматривать за их собакой. Приходи ко мне в гости. После отъезда Беллвезеров там будет весело.
Артур и Джейн дошли до описания того, как в закусочной для дальнобойщиков слепая официантка, ощупав дрожащими пятнистыми пальцами лоб и нос Кливленда, признала в нем Октавиана, светящегося инопланетянина, который любил ее несколько лет назад, а потом вернулся в собственный мир, оставив ее слепой и одинокой с удивительно умным и уродливым младенцем на руках.
— С Кливлендом всегда происходит что-нибудь в этом роде, — сказал Артур.
И тут в темную комнату влетел Мохаммед с криками: «Граф! Граф!»
— Граф, — отозвался слегка нахмурившийся Артур.[11]
— Друг мой, — почти искренне говорил Мохаммед. — Мой дорогой друг, мой потрясающий друг, граф Артур! Скажи же мне, что я могу для тебя сделать? И есть ли что-либо на этом свете, чего я для тебя не сделаю, друг мой?
Он пошатывался, на груди его расплылось пятно от виски. Мне показалось, что эти наигранные изъявления дружбы будут восприняты как пьяный бред, но Леконт смотрел на него молча, смотрел в его припухшие глаза, пока взвешенный и хорошо обдуманный ответ силился прорваться сквозь плотно сомкнутые губы.
— Артур! Ты только скажи! Только скажи! Все, что угодно!
— Ты можешь кое-что для меня сделать. Держись подальше от Ричарда.
Только что вокруг звенело и грохотало веселье, и вдруг все замерло. Резкое замечание полыхнуло вспышкой и сошло на нет, схлопнулось в какую-то ослепительно белую долю секунды. Казалось, воздух между Артуром и Момо рассекло со свистом лезвие топора. Артур немедленно покраснел и внешне устыдился того, что позволил себе сказать лишнее.
