Кот на башне снова пошел по кругу в своем бесконечном походе, вращая жернов, но теперь он смотрел в небо — подставив морду дождю, который он сам же и вызвал, и его шерсть промокла насквозь и сделалась черной, как сажа.
А потом с неба сорвалась молния и ударила в башню как хлыст из огня.
Ослепительно синий огонь высветил из темноты каменные тела горгулий. Вот — существо, похожее на медведя, но со змеиным хвостом. Вот — существо, похожее на человека в маске куницы. И самым последним молния высветила гибкое крылатое существо с кошачьей головой.
Гром прокатился по небу, как мягкий гигантский мяч. Вспышки молний поблекли. Дождь почти перестал, сменившись прохладной изморосью.
Ночь опять стала тихой и темной. А наверху, в церковной башне, кот шел по кругу в своем бесконечном походе, вращая жернов, он был весь мокрый, он едва не задохнулся в плотном дожде, но теперь его глаза были синими-синими, как сапфиры.
Сегодня он перемолол очень большую беду, ибо звук перемола был глухим и протяжным.
И вдруг раздался еще один странный звук — тоже скрежет камня о камень, но не от жернова, нет. Это гранитная фигура, омытая светом от молнии, протянула вперед длинную руку, где вместо кисти была звериная лапа. Потом зашевелилась вторая, третья… и наконец, раздался влажный плеск, как будто пригоршню мелких камушков бросили в пруд. Это горгулья с кошачьей головой расправила мокрые крылья.
Она сошла со своего постамента, горгулья, и заговорила с котом, привязанным к колдовскому жернову:
— Ты останешься здесь? — сказала она. — Или пойдешь со мной?
— А кто ты? — спросил ее кот, тоже на языке кошек, на котором к нему обратилась горгулья.
— Я, — сказала горгулья, — ангел-хранитель кошачьего племени.
— Ты такая красивая, — сказал кот.
— Ты тоже очень красивый.
Потом ангел-горгулья нагнулась и перекусила заколдованную веревку своими крепкими каменными зубами, и взяла кота на руки, и поднялась в темное небо — все выше и выше, — туда, где искрились звезды, и выше звезд. Она взяла его прямо в рай для кошачьего племени. Есть и такое место на небесах.
У всех тварей земных есть свой рай.
А священник спокойно спал и не чуял беды. Мир не замер на месте.
Остановился лишь каменный жернов на башне.
Однако как только священник проснулся, он сразу же понял, что что-то случилось — что-то непоправимое и ужасное. Он больше не слышал звука, который давно стал привычным, как собственное дыхание. Он больше не слышал скрипа жернова.
