Он не различал «светло» и «темно», «наверху» и «внизу», «громко» и «тихо», «много» и «мало». Он сознавал лишь ничто, лишь отсутствие третьего звена неразрывной триады, образующей его, Шоэйна, персональную вселенную: «Я – сознаю – боль»… Есть «Я», есть «сознаю», нет «боли»… Если выбирать между ничто и болью, я выберу боль. Фолкнер. Дикие пальмы. Если выбирать… Шоэйн выбрал боль. Ничто выбрало Шоэйна. Вселенной Шоэйна больше нет. Нет ему Саммерленда. Нет ему Островов Блаженных и нет ему Йольского воскресения…
– … и стали звезды из искр волос Ее, цветы и деревья – из звуков пения Ее, на землю упавших, все краски мира – из света дыхания Ее, журчание родников – из смеха Ее, и дождь животворящий – из слез великой радости Ее…
Белая Мать в небесном танце своем выткала из ничто шепчущие губы, легчайшее прикосновение к холодеющей плоти…
– Анна…
Искристые воды объяли Шоэйна и, все убыстряясь, повлекли к Свету…
– Кто вы и как сюда попали?!
Старая Анна медленно отвела взор от мертвого, счастливого лица Александра Лермана, повернула голову…
Медсестре Инге, перегородившей дверной проем своим могучим телом, почудилось, что в пальцах непонятной старухи что-то сверкнуло. Она инстинктивно прикрыла лицо, и тут же ярчайшая молния на краткий миг озарила все ослепительным светом, и медсестра Инга рухнула, как подкошенная, а вместо нее в проеме стоял ухмыляющийся Хэмиш, поигрывая сучковатой дубинкой.
– Славно сработано! – похвалила Анна.
Рядом с Хэмишем как из-под земли появилась молоденькая ведьма.
– Матушка, мы нашли вашего внука.
– Где?
– В подвале. Лежит, улыбается, слюни пускает, а матрас-то под ним весь того…
– Мокрый?
– Ага… И воняет там!..
– Скажи сестрам, чтобы поднимали его и выносили из дома… А ты что застыл, брат Хэмиш? Иди сюда, помоги мне…
Высокий худощавый человек лет тридцати подъехал к дому Лермана в тот самый момент, когда двое медбратьев затаскивали в фургончик «скорой помощи» носилки. На них лежала, прикрытая одеялом по плечи, крупная женщина средних лет. Женщина стонала и держалась за голову. Рядом стояла полицейская машина, а у распахнутых ворот замер, широко расставив ноги, здоровенный констебль в каске. Небольшая кучка зрителей, скорее всего соседей, отиралась возле изгороди, внимательно наблюдая за происходящим.
Молодой человек высунул голову из окошка серого «лендровера» и с легким американским акцентом осведомился у стоявшего ближе всех к нему пожилого джентльмена.
