Гребински с Макгвайером синхронно вскинули брови, изобразив удивление.
– Ну и сигуранца вместе с финской контрразведкой могли на здоровье проводить свои независимые расследования, и что? – возразил Макгвайер.
– Русские это вам не сигуранца с финской разведкой, – ответил Хэмфри Ли Берч, – русские в конце сороковых увели у нас секрет самого секретного проекта, секрет атомной бомбы, и это тоже было частью сакральной информации, господа…
Снова помолчали, прислушиваясь к тишине.
– Русские проводили собственное расследование, параллельно с сенатской комиссией, причем этим занималось здесь по меньшей мере три сотни русских агентов, причем лучших агентов, включая и дипломатов, и нелегалов. И они очень приблизились в своем расследовании к сути… – Хэмфри Ли вывернул сцепленные в пальцах ладони и слегка потянулся. – Я не знаю, насколько они тогда приблизились к теме, но вы должны знать, что любая большая скрытая система рано или поздно проявляет себя в некоторых движениях, причем убийство Кеннеди было именно того свойства, когда большая, скрытая до поры система проявила себя. И здесь мы снова вернемся к понятию стабильности общества, господа. Комиссия не могла ничего найти, потому что комиссия Уоррена сама была частью той скрытой системы, а вот русские…
– Шеф, вы полагаете, что начальник «девятки» работает на русских? – перебил своего патрона Макгвайер.
– Мы сделаем так, что он будет работать на русских, – ответил Хэмфри Ли, поворачиваясь в профиль, и глядя на свою фотографию, где он был вместе с Гувером.
– Мне как начальнику департамента внутренних расследований, – вступил в разговор Гребински, – было поручено установить наблюдение за начальником девятого отдела, и я уже докладывал вам о его недавних встречах в Майами, сэр.
– Да, в том и беда, господа, что мы одномоментно и часть системы и не часть ее, – сказал Хэмфри Ли Берч, – и если змея сама кусает себя за хвост, как в символе вечности, то мы, как несущие бремя обладания информацией, мы попадаем в ту часть схемы, когда оказываемся той самой кожей, которую змея периодически сбрасывает.
– Вы становитесь философом, шеф, – заметил Гребински.
– Причем китайским философом, шеф, – добавил Макгвайер.
– Недаром Ли – мое второе имя, – усмехнулся Ли Берч, слегка потягиваясь.
Все немного помолчали, снова прислушиваясь к тишине.
Как в разведке вблизи линии фронта. Остановились послушать биение своих сердец.
– Но довольно трепаться, господа, – сказал наконец Хэмфри Ли Берч, – первый вопрос, где Питер Дубойс? И второй вопрос, как нам тихо слить начальника «девятки»?
