О, Боже!..
...Какая-то страшная, древняя тайна священной Черешни и коралловой Эфы опять встала передо мной...
Опять вспомнил я древнюю миниатюру, где три эфы забавляются смертельно, сладострастно сплетаются с царем Дарием Гуштаспом I.
И одна из Эф вьется, выходит у Царя изо рта... Как она попала в рот Царю? Как она теперь, спустя тысячи лет, попала в горло возлюбленной умирающей моей?..
Вот тайна!..
...Я бросаюсь к Гуле и пытаюсь сделать ей искусственное дыхание, обнимаю ее и горячо дышу в ее рот, касаюсь губами своими губ ее...
Но она мертвая уже... Тяжкая... Далекая... Непослушная...
И я вспоминаю слова локайца-пастуха там, у Черешни: "Смерть приходит через пять минут..."
Пять минут прошли... Она уже мертвая... Черная, как обугленная, от молниеносного царского древнего огня-яда, яда, яда Эфы...
Я не знаю, как закрывать обвялые, уже нездешние глаза усопшим. Да если бы и знал — не мог бы...
И Гулины потухшие изумруды открыто, безвольно, протяжно, изумленно, виновато глядят на меня...
Тогда я тихо, бережно, нежно, как несколько часов назад в любовном Водопаде, поднимаю ее, и несу к Водопаду, и опускаю ее в Водопад, который уже смерть...
Она уже не слышит, не чует Водопада...
И она быстро уходит в пенных водах.
И она уходит в подземелье, откуда никто никогда не возвращался, и где в бездонном озере усопших ее, сироту, виновато ждут ее отец Гирья Гуштасп Сарданапал и мать Гульсум Ашурбанипал — потомки великих ассирийских царей, которые любили только друг друга и за это попали в ад...
О, Господь мой! Но за что эта девочка поплыла в ад?..
А?..
...Но современный безвестный мудрец-суфий Ходжа Зульфикар говорит: "Рядом с огромными вратами в Ад есть тайная калитка в душистый Рай!"
Но суфий Ходжа Зульфикар говорит: "Ад необъятен, но он всего лишь провинция, окраина Рая..."
Да...
И я вспоминаю эти слова суфия. Словно они могут мне помочь в эту ночь...
Но ничто не может мне помочь в эту ночь...
и в другие дни и ночи, когда я вспоминаю Гулю, Гулю Сарданапал, первую возлюбленную мою...
...Тут кровь пошла из раны моей свежерубленной, и яростная боль до самых костей — а их в человеке 248 — пронизала всю плоть мою...
И эта кровь, и эта боль спасли меня тогда...
И не дали мне уйти вслед за возлюбленной моей...
