Мы странная страна неконченых начал.
У нас такая кровь с таким гемоглобином,
Как будто ты нас впрямь, творец, предназначал
Для вечных передряг, отца пугая сыном…
Это книга одной длинной мысли, и потому написать её было непросто, потому и потребовалось целое десятилетие, чтобы год за годом, в каждый новый отрезок времени, вновь переживать случившееся, чтобы трагедия в душе не затерялась... А фоном к трагическим строчкам о потере любимой, да и к гневному осуждению всего, что случилось со страной, становится пейзажная лирика, любовное описание того небольшого и знакомого им обоим пространства над Окой, нескольких деревень, поры цветения и поры сбора урожая.
Неуверенной зеленью мая
Обметало по кромке леса.
Из лукошка траву вынимая,
Бог тихонько творит чудеса…
Или же с точностью опытного огородника:
Август кончается. Тыквы тучнеют на грядках.
Груши бросаются с дерева вниз головой…
Но тут же огородная тема плавно перерастает в тему непреходящей любви:
Что-то кричат мне, а я уже не различаю.
Это Люда, наверно,
оттуда, из той, из иной высоты.
Вот и август кончается, время сгореть молочаю.
Это Люда. Наверно… Любимая, вдруг это ты?
Иногда, вперебивку с трагическими монологами, вперебивку с разговорами с Богом, идут и античные сюжеты, как сколок из прошлого, библейские сюжеты, сюжеты русского средневековья. Как ни странно, эта перебивка не рассыпает книгу, а собирает её и придает большую глубину личной трагедии поэта, когда смерть любимой воспринимается читателем наравне с гибелью богов, наравне с библейскими героями.
Я плачу над страницами времён,
В которых жил, и помню сто имён
Моих расстриг с перекалённой бровью…
Десять лет поэт живет явно раздвоенной жизнью, иногда лишь с небрежностью вспоминая нынешнюю реальность:
Я уеду, дорогая…
У меня теперь другая.
Я с немилой жить хочу.
От нелюбой слать приветы,
С неродной водить советы,
Льнуть к холодному плечу…
Он признает изредка свою "измену" любимой, признает, как его родная Людмила переходит в память, в прошлое. Стихи обретают спокойную элегичность. Одновременно происходит и примирение с Богом, приближается пора смирения. Но наперекор сюжету книги, наперекор развитию темы, из глубин души поэта вновь и вновь прорывается:
