А между тем из Водяных ворот выкатился кораблик под желтым парусом, словно выточенный умелой рукой из одного куска дерева, легко двигался он по воде, с каждой минутой увеличиваясь в размерах. Все отчетливее становились видны люди, толпящиеся на палубе. Самохе показалось, что он узнал высокую фигуру отца.
— Жуч, глянь.
Жуч, по-волчьи, всем телом, обернулся:
— Ого. Откуда?
— Утром, наверно, пришли, — ответил Самоха. Главное было то, что кораблик направлялся прямо к ним и успевал раньше менкитов, которые тоже его заметили. Было видно, как они приподнимались со скамей, взмахивая руками.
— Греби, Жуч, греби, — сказал Самоха.
Жуч ударил веслами по воде и хрипло затянул старинную граничарскую песню, уже не один десяток лет сотрясавшую арконские притоны:
Я прошел сквозь стену, я еще живой. Назови мне цену. путь окончен мой!
Самоха подхватил:
— Назови мне цену!
Окованный медью форштевень, над которым грозно скалилась вырубленная из дерева змеиная голова, ослепительно сверкал на солнце, два ряда весел с каждой стороны слаженно опускались и поднимались, вспенивая коричневую гладь Мсты. Высокий борт, покрашенный зеленой, кое-где облупившейся, краской, прошел совсем близко, волна качнула плоскодонку.
Пайда Белый, старший брат, белая рубаха, широкий ремень перевязи через грудь, шея обмотана алым шарфом, кинул Самохе яблоко, а отец Пайда Черный показал кулак. Остальные граничары приветствовали побратимов хохотом и свистом, колотя по щитам рукоятками мечей и сабель.
Среди них сновали чернобородые, кудрявые матросы, одетые, как все матросы на свете, в рванину, у одного из них на голове была железная шапка, украшенная петушиными перьями.
Жуч бросил весла и с хрустом потянулся:
— Дай куснуть. Самоха разломил яблоко:
— Держи.
Долбленки менкитов замедлили движение, сгрудились в нерешительности, и вот стали разворачиваться, но минута промедления стоила им двух лодок. Одна, с ходу протараненная парусником, разломилась пополам, было видно, как в момент удара какой-то менкит, встав в полный рост, рубанул саблей по форштевню и бросился в воду, затем раздался треск и крики. Парусник пошел дальше, оставив за кормой обломки, за которые цеплялись те кому не посчастливилось сразу пойти на дно. Одного грани-чары успели зацепить багром, и теперь его, бешено дергающегося, волокло следом за парусником.
Вторая лодка, уже перед самой запанью налетела на топляк и потеряла ход, а еще через минуту с палубы парусника ее засыпали стрелами.
