Мельком взглянув на меня, он уставился на моего десятилетнего брата Мухаммеда. Американец длинными пальцами провел по его плечам, груди и животу. Глаза посла при этом еще больше расширились, он обнажил зубы в плотоядной улыбке. Мухаммед заплакал, за что тут же получил затрещину от продавца. Последний униженно распинался, уговаривая Смита купить моего брата. Наконец, тот вынул из кармана пачку долларов, и Мухаммеда, оторвав от меня, увели и запихнули в "роллс‑ройс". Больше я его не видел...
За два часа были проданы еще три брата и две сестры. Ахмеда купили для дворца ‑ он должен был служить в гареме, где наследник престола Сауд, ставший через два года после этого королем, проводил "бурные" ночи в обществе сотен жен и наложниц. Это означало, что тринадцатилетний мальчик, еще не знавший женской любви, должен был подвергнуться ужасной процедуре оскоплению...
Наконец, пришел и мой черед. Толстый человек в роскошной одежде придирчиво ощупал мои мускулы, осмотрел зубы и купил меня за двести фунтов... Это был агент владельца каменоломней, находившихся в районе Красного моря.
Закованные в колодки, мы тряслись в набитом до отказа грузовике ‑ по знойной пустыне, ужасно страдая от жажды. В караване было пять машин. В трех везли различные грузы, а в двух ‑ пятьдесят восемь детей‑невольников. Самому старшему из нового "пополнения" было семнадцать, самому младшему восемь. Нас везли на каторгу, а фактически ‑ на убой. Больше полугода не выдерживал никто. Дети были совершенно беззащитны и более дешевы по сравнению со взрослыми мужчинами... Когда караван достиг моря, нас переправили на безжизненный островок в семи километрах от берега и в тридцати километрах к северо‑западу от Джидды. Отныне мы должны были по семнадцать часов в сутки заниматься тяжелейшим трудом, без выходных, в цепях и колодках, под палящим солнцем и ударами плетью. Это была работа на износ ‑ умерших детей заменяли вновь купленными. За все время, которое я там провел, умерли от каторжного труда и под плетью тридцать девять детей... И все это для того, чтобы богачи могли жить в роскошных дворцах, с фонтанами и бассейнами...
Я сразу понял, что терять мне нечего. Я решил: если и не удастся сбежать, то по крайней мере пусть они получат от меня как можно меньше. Надсмотрщики сразу невзлюбили меня. Меня постоянно секли плетью, привязывали к столбу на солнцепеке на целый день без глотка воды, и солнце дико жгло мои раны на спине...
