— Нет, так я не согласен, — засмеялся Артур. — Лучше страдать, но чтоб со спущенными штанами… Эх, сильны в нас, друг мой Дымов, инстинкты первичные…
— Ещё бы. Заперли подростков в период полового созревания без противоположного пола. Жизнь, Артур, это чудовищная сила, и если ей перекрыть естественный путь, она себе проложит новый. Только вот какой? Это зависит от многих факторов… Я слышал, у вас ночью в бытовке Аверченко насилует…
— Доходили слухи.
— И что же?
— Подходил, разговаривал. Нет, говорит, всё в порядке, ничего такого. Я ему, не бойся, дурак. Я помочь могу. Нет, говорит, и хоть ты тресни.
— Может быть, и правда слухи…
— Да нет. В ремроте зверьё лютует, это факт. Анвар, как с Мотыкало вернулся, точно с цепи сорвался. Всё ходил кабанам показывал, как его там девчонки целовали. Натурально. А Аверченко боится, что если фурсы узнают, устроят показательное разбирательство с письмами на родину, а ему ещё туда возвращаться. Вот и терпит. Хотя, как такое можно терпеть?!
— Н-да, — вздохнул Дымов.
— Чего? — не расслышал Артур.
— Н-да, говорю! — прокричал Дымов ему в ухо.
— Ерунда всё! — махнул рукой Артур. — Никто никому писать не будет. Офицерам дедовщина на руку. Ушли домой в обед, пробухали всю ночь, вернулись — казарма сияет, личный состав чистенький, сапоги, бляхи блестят. И наплевать, что кабаны всю ночь вкалывали, в промежутках между дембельскими концертами и «эпитафиями сигарете». Пока такой Бахметьев где-нибудь за трансформаторной будкой не вздёрнется…
— Или такой Рюхин на швабру не сядет, — сказал Дымов.
— …Давай, Рюха! — кричал младший сержант Бобриков. — Рывок назад с перехватом! Держи ровнее швабру, Ёлкин…
Рюхин, вцепившись побелевшими пальцами в крюк кран-балки, боязливо оглянулся через плечо. Выхватил взглядом стальную трубу, зажатую в руке рядового Ёлкина. И сильнее сжал холодный металл крюка.
— Теперь подъём махом, бля! Давай, Рюха, чему тебя только в школе учили! Швабру держи ровнее, мудила… — Бобриков влепил Ёлкину подзатыльник.
Рюхин, перехватив руку, закачался в воздухе.
— Таак, идём на всплытие! — крикнул Бобриков и вдавил кнопку в жёлтом пульте.
Рюхин плавно взмыл к потолку.
— Ааай, не надо больше! — взвизгнул он оттуда.
— Чего! — возмутился Бобриков. — А как же, бля, нормативы ГТО! Или ты, бля, не готов к труду и обороне! Вот скинут тебя, Рюха, скажем, над территорией врага! Над лесами и болотами штата Масачупес… А твой парашют за дерево зацепился… А враги прямо под тобой на привал, бля, устроились. Костёр разожгли, прикемарили. И снится одному из них сон: дунька его масачупесная по кличке Мэри, акула империализьма с глубокой глоткой. И так его, бля, нежно покусывает… И образуется под тобой, рядовой Рюхин, такая вот швабра… Ровнее держи, бля, кабан!.. А ты говоришь, не надо. Надо, Рюха, надо… Я ведь не говно беспринципное, мне из тебя бойца сделать надо, чтобы избежал ты участи Мэри из Масачупеса и не сел своей колодой на вражескую швабру…
