Поплачь о нем, пока он живой | страница 71



— Спасибо вам, — прошептала Любава.

— Идем с нами, сестра, — прозвенели феи, но вдруг где-то в глубине леса прозвучал рожок, и феи, все как одна, умчались с полянки. Напоследок Любава услышала: — Нас зовут, сестра… В следующий раз… До свидания…

— До свидания, — улыбнулась Любава. Глянула на свои волосы. "Ну вот, опять я ночной светлячок", — тихонько рассмеялась девушка и, поудобнее устроившись, снова легла на плечо Бьёрна, прижавшись к нему, чтобы не замерзнуть. Мимолетом промелькнула мысль, что, видимо, ночью ей стало холодно и она переползла к нему за теплом…

Бьёрн неожиданно пошевелился, открыл глаза и огляделся. Ничего не понимая, повел плечами, дотронулся до места, где была рана, и, по-прежнему ничего не понимая, уставился на Любаву.

— Что за леший?.. Это ведь сон, да?

— Неа, — улыбнулась девушка. — Просто чудо.

Бьёрн помотал головой.

— Ничего не понимаю… Может, объяснишь все-таки, а?

Любава села, тряхнула светящимися волосами.

— Помнишь, когда мы заблудились, в самую первую ночь, мы встретили фей? — спросила она хитро. — Вот сегодня произошло то же самое. Похоже, они приняли меня за одну из них, хотели куда-то с собой увести, а я сказала, что ты ранен. Вот они тебя и вылечили, уж не знаю, как… А потом их кто-то позвал, и они улетели. Так что теперь я здесь одна-единственная фея!

Бьёрн насмешливо хмыкнул.

— Ещё мне не хватало жены-феи! Улетишь ещё куда-нибудь!

Любава обернулась, склонила голову на бок.

— А ты боишься, что я могу улететь?

— Найдешь кого получше меня и улетишь!.. — Бьёрн хотел перевести слова в шутку, но голос предательски дрогнул: а вдруг правда…

Любава секунду посидела, потом придвинулась, положила руки ему на плечи и прижалась к его губам. Бьёрн попытался отстраниться, но Любава сжала его голову ладонями.

— Не найду, — наконец произнесла она, отстранившись и заглянув ему в глаза. — Не найду, и искать не буду. Ты один для меня есть, Бьёрн. Один…

Он опустил голову, не в силах посмотреть девушке в глаза. Любовь и ненависть — два близких по силе чувства, но тот, кого всю жизнь учили любить, не может легко принять ненависть. Точно так же, как тот, кто всю жизнь учился ненавидеть. Бьёрну, наверное, было бы легче понять, если бы Любава отвергала его, ненавидела… Видя то, что его чувство не пропадает в пустоту, он терялся. Он не знал, как вести себя с ней, что говорить. Особенно после её последних слов. Собственные слова застревали в горле, казалось, от волнения у него даже затряслись руки…