Они всколыхнули всю страну.
— Где вы его отыскали? — спрашивали меня. — Он пишет как внебрачный сын Эмили Дикинсон[2] и Скотта Фицджеральда![3] Вы его агент?
— Нет. Ему не нужны агенты.
Саймон Гросс написал еще дюжину рассказов, которые тут же пошли в печать и встретили такой же восторженный прием.
Саймон Гросс. Саймон Гросс. Саймон Гросс.
Я был его почетным опекуном, первооткрывателем и завистливым, но великодушным другом.
Саймон Гросс.
А потом была Корея.
Загорелый и небритый, он стоял у меня на пороге в белой матроске, сжимая в руках свой последний рассказ.
— Заходи, мой мальчик, — пригласил я его.
— Я не мальчик.
— Ну что ж, будь по-твоему. Ты только не погибни. И не становись слишком знаменитым!
— Не стану. — Он обнял меня и тут же убежал.
Саймон Гросс. Саймон Гросс.
Война закончилась, и он куда-то запропал. Десять лет в одном месте. Тридцать в другом. До меня порой доходили какие-то смутные слухи. Одни говорили, что он поселился в Испании, женился на хозяйке замка и стал чемпионом в стрельбе голубей. Другие клялись, что видели его где-то в Марокко, кажется в Марракеше. Потом он промотал где-то еще десяток лет и в 1998 году объявился наконец, прервав сорокалетнее молчание, у порога помещения, где я, окруженный плотным кольцом почитателей, раздавал автографы, а на чердаке у меня дома бесполезно стояла Машина Времени.
Саймон Гросс. Саймон Гросс.
— Да дьявол тебя побери! — крикнул я.
Старый-престарый человек отшатнулся, испуганно прикрывая лицо руками.
— Где ты пропадал все это время? Что ты сделал с собой? Господи, какая потеря! Посмотри на себя и выпрями, наконец, спину! Неужели ты — это ты?
— Я…
— Заткнись! Безмозглое, бесчувственное чудовище, что ты сделал с тем симпатичным молодым человеком?
— С каким таким молодым человеком? — прошамкал старый-престарый человек.
— С самим собой! Ты был гением! Весь мир лежал у твоих ног! Тебе удавалось все. Ты мог писать вверх ногами и задом наперед, и все получалось как надо. Мир был устрицей, которую ты одаривал жемчугом! Господи, ты хоть соображаешь, что ты сделал?
— Ничего.
— Вот именно! А нужно-то было только свистнуть, только мигнуть — и все было бы твое!
— Не бей меня, — захныкал он.
— Не бить?! Да тебя убить мало!
Я огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, но понял, что могу рассчитывать только на собственные кулаки.
— Идиот проклятый, да знаешь ли ты, что такое жизнь? — спросил я у него.
— Жизнь? — прошамкал старый-престарый человек.
