— Спасибо за понимание… — Соня сделала глубокий и шумный вдох. — Паш, налей воды. Что-то мне совсем плохо.
Павлик посадил пьяную Соню на стул и побежал к чайнику.
— Эй, ты держись, — засуетился он. — Подыши, подыши, это пройдет. — Чашка кувыркнулась у него в руках и звонко цокнула о край раковины. — Это пройдет, — пробормотал он, устало опускаясь на пол.
Павлик с ужасом глядел на сидящую перед ним Соню. Она улыбалась и чуть раскачивалась на стуле взад-вперед, взад-вперед.
Как маятник.
Как сумасшедший маятник.
Это не могло быть правдой, нет, не могло. Просто Соня напилась… Она же никогда не пила, и тут вдруг… Это у нее реакция такая, нестандартная. Как там она говорила? Интоксикация. Вот, самое время вызывать «Скорую».
Паша приложил руку ко лбу.
Неужели все это правда? А вдруг его сильная всегда скрытная подруга, неожиданно «расклеившись», впервые пустила его в самые тайные уголки своей души, а он малодушно держится за прежнюю, более удобную и привычную для него версию ее жизни?
У Павла сжалось сердце. Ему стало до боли жаль Соню. Она выглядела такой беспомощной и подавленной, как будто страшная реальность, которая только что случайно сорвалась с ее губ, тяжелым грузом легла на ее плечи.
Он на четвереньках подполз к Соне и взял ее руку в свою.
— Сонь? А, Сонь? Как же ты могла себя дать в обиду?
— Не знаю. Мне как-то за других легче заступиться, чем за себя. Поэтому, наверное, и хожу до сих пор к Петру Львовичу, чтоб с ума не сойти. Хотя это уже не очень-то помогает. Все равно крыша едет. Как у бабки. Как у мамы.
— Постой. Так это тот самый Петр Львович? Твой психоаналитик? — опять удивился Павел.
— Ты что-то, Паша, туповат стал.
— Ты с ним так давно знакома?
— Ну, да. А что, я тебе не говорила?
Павел резко встал, открыл дверцы кухонного шкафа, подвинул большую банку с кофе и достал полупустую пачку сигарет. Нервно закурил.
— Знаешь, Сонь. Я почему-то думал, что ты мне больше доверяешь.
Мысли Сони скакали в голове, не давая сосредоточиться. Несмотря на сильное опьянение, ее мозг работал почти так же четко, как и всегда. Только теперь ей было себя очень жаль. Выпитое вино развязало ей язык и заставило о многом рассказать. Беседа всколыхнула неприятные воспоминания, которые поднялись мутью из глубин ее сознания, как потревоженный слой ила поднимается со дна реки, замутняя прозрачные воды.
— Я тебя очень люблю, Паш. И ты — единственный мой друг. Но я не доверяю ни одному мужику. Прости. Меня они все предавали. Начиная с моего отца.
