Эдмондо де Амичис со своим «Сердцем»[3] отнял у старика немалую часть времени, проведенного в Эль-Дорадо. Вот это была книга так книга! Она просто сама шла в руки, прилипала к ним и заставляла штудировать себя до покраснения глаз, до слез, делавших дальнейшее чтение невозможным. Впрочем, в своих живописаниях автор несколько переусердствовал, за что и навлек на себя праведный гнев Антонио Хосе Боливара Проаньо. Перевернув очередную страницу, тот отложил книгу и мысленно решил про себя, что таких страданий человеческая душа и тело вынести не могут. Надо было быть настоящей скотиной, чтобы наслаждаться, заставляя жестоко страдать несчастного парнишку. В общем, так и не узнав, чем закончились злоключения маленького Ломбардо, он продолжил систематическое изучение оказавшегося в его распоряжении хранилища человеческой мысли и вскоре нашел именно то, что ему было нужно.
Романы Флоренс Баркли[4] были насыщены, нашпигованы, пропитаны любовью. Герои ее книг страдали и любили друг друга, причем намешивали этот коктейль из страданий и возвышенных чувств в такой изящной пропорции, что не раз и не два зависавшая над страницей лупа окроплялась слезами растроганного до глубины души старика.
Учительница, хотя и не одобрившая его выбор, все же пошла навстречу старику и позволила ему забрать эти книги с собой в Эль-Идилио, чтобы дома, в спокойной обстановке, перечитать их от корки до корки чуть ли не сто раз. Так начался новый период в жизни старика. Теперь он долгие часы проводил стоя за высоким столом и поглощая страницу за страницей привозимые ему дважды в год Рубикундо Лоачамином романы. Книги торжественно, как священные тексты, возлежали на столе у самого окна, дожидаясь, пока Антонио Хосе Боливар Проаньо покончит с мелкими повседневными делами и в очередной раз приступит к столь любимому им чтению. Это занятие отвлекало ум старика от копания в обрывках воспоминаний о собственном прошлом, которые с возрастом становились все более беспорядочными и болезненными. Память Антонио Хосе Боливара Проаньо оставалась открытой для свежих впечатлений, и он с удовольствием заполнял ее черпаемыми из книг образами и историями о чувствах, вечных, как само время.
Как только начало смеркаться, над Эль-Идилио разверзлись хляби небесные. Дождь полил с такой силой, что сквозь стену воды не видно было ладони вытянутой руки. Старик забрался в гамак, рассчитывая, что монотонный гул падающей, всепроникающей воды убаюкает его и в этот вечер он уснет скорее, чем обычно.
