— Жа-а-алко! — разревелась Кри в три ручья.
— Может, мы возьмём его с собой, — обнадёжил её Аксель, сам себе не веря. Но Кри, как ни странно, поверила и даже попыталась улыбнуться. Аксель вытер ей слёзы салфетками, оставшимися после ужина, и уже повернулся было к ней спиной, чтобы уснуть, но услышал требовательный голос:
— Поцелуй меня на ночь!
— Ты никогда меня об этом не просила… — пробормотал мальчик, опешив.
— Но мамы-то нет, и папы тоже, — объяснила Кри.
Аксель охотно расцеловал её, а ложась спать, не без самодовольства сказал себе: «Вот я и папа!» А что? Ещё вопрос, нашёл бы Детлеф Реннер дочку так же быстро…
Заснул он сразу и видел разные сны. Легко сказать — лечь спать! Это такая работёнка, за которую детям стоило бы брать с взрослых хорошие деньги и которая всегда неизвестно чем кончается. Может, ты сладко отдохнёшь, если не очень вымотался за день; но если вымотался, тебе почти наверняка что-нибудь приснится… И хорошо, если привидится торт-мороженое, а если за тобой по мрачному подвалу будет гоняться мумия или паук? И всё это в угоду неразумным папашам и мамашам, их будильнику и подъёму в школу! У свободного, как ветер, и в то же время пленного Акселя в эту ночь было ещё ничего, терпимо. Сначала пришёл, как обычно, дедушка Гуго с открытой тетрадью и долго что-то читал ему вслух, время от времени хмурясь и потирая левую бровь ладонью. Аксель уже знал, что он делает так, когда доходит до особо важного места, которое могло бы ему, Акселю, помочь. Мальчик старался слушать внимательно, но слова во сне ускользали и разбегались в стороны. Ему удалось удержать в памяти лишь несколько: «Иди… закрытых… гаснет… сова… проснись…», и последнее слово — «звёзд». Потом налетела стая тех самых «страшных птичек», как выразилась Кри, которые долго развлекались тем, что глотали друг друга и бегали кругами. Когда им это надоело, они сами себя ощипали, попрыгали на большую сковородку, полив её почему-то вместо масла клубничным йогуртом, а затем подали себя Акселю на обед. Чувствуя, что его тошнит от такого блюда, он попробовал вежливо отказаться, но не тут-то было! Жареные птерокуры применили силу и полезли ему в рот. Положение спас Шворк, появившись в белом фартуке и поварском колпаке. Он в два счёта сжёг шаровой молнией всех этих тварей, да заодно прожёг большую дыру в сковородке, лукаво подмигнул и, извиваясь, как змея, протиснулся в эту дыру и исчез. Вскоре он показался снова и выжидающе поглядел на Акселя: иди, мол, сюда. Но Аксель решил дождаться дедушку Гуго, который хотя бы скажет, куда дырка ведёт. Дедушка уже был тут как тут: в жилете, тёмных полосатых брюках, с часами-луковицей. Вид у него был будничный: ни за что не догадаешься, какие поэтические миры его слушаются, на диво отчётливо, словно бы и не во сне, подумал Аксель. Может быть, хотя бы по глазам видно, что он поэт? Аксель хотел поглядеть ему в глаза, но дедушка, покачав головой, тихо произнёс: «Ты уже глядел мне в глаза». — «Как? Когда? Где?» — начал спрашивать Аксель и проснулся.
