— Коллеги, кто-нибудь желает присоединиться?
— Нет, спасибо, — говорю я. — И тебе не советую тоже. Мало ли, что там внутри?
Леха откручивает крышку, нюхает.
— По моим ощущениям, вроде, водочка…
— А если нет?
— Ты меня обижаешь, Александр. Этот напиток я всегда определю по запаху.
Леха пьет, высоко закинув бутылку, проливает на стол. Он морщится, улыбается, кладет бутылку на место.
— Ладно, давайте играть, — говорю я. — Время тикает.
Анатолий заходит в комнату.
— Все, ребята, осталось пять минут. Следующая группа ждет… А что за запах такой, а?
— Наверно, водкой пахнет, — улыбаясь, говорит Леха.
— Какой еще водкой? Что за шутки такие?
— Ну, у вас там, вроде, была…
Анатолий подходит к столу, выдвигает ящик, достает пустую бутылку, смотрит на Леху.
— И ты что, ее выпил?
Леха кивает.
— Ты что, блядь, охуел? По чужим столам лазишь? Ты что, не понимаешь, что ты здесь в гостях? Ты пришел ко мне в гости, можно сказать, и ты лазил здесь, как какой-нибудь бомж… А если б там была бутылка коньяка? «Хенесси», блядь, какого-нибудь, ты бы тоже все выжрал? Нет, это просто пиздец, маты сами сыплются с языка — так ты меня удивил. Я просто охуеваю… Вы, блядь, какие-то ебанутые все — поколение «икс», поколение «игрек», хуй знает что. У нас такого не было никогда — тоже ведь музыканты, и покруче, чем сейчас. Я в «Землянах» играл на ударных. Приезжаем в какой-нибудь город — гастроль десять дней. И каждый день — дворец спорта, причем полный всегда, под завязку. И чтобы кто-нибудь водку там спиздил, такого не было, быть не могло…
По фойе дома культуры бегают девочки лет по десять в балетных пачках. Мы проходим мимо них, стараясь не ударить инструментами, выходим на крыльцо.
— Ну что, Леха, спасибо тебе, — говорю я. — Теперь новую базу надо искать.
— Херня, — говорит Глеб. — Баз в Москве дофига. А эта параша уже надоела.
* * *
Отмыкаю дверь, захожу в квартиру. Снимаю с плеча гитару, прислоняю к стене. Она падает, я ловлю ее за ручку чехла, осторожно кладу на пол.
— Эй, есть здесь кто живой?
— Я на балконе! — кричит мама.
Я снимаю кроссовки, прохожу через комнату, выхожу на балкон. Мама курит. Она курит редко — только когда ее достают на работе. Она работает в турфирме — уже пять лет, а до этого вела географию в школе.
Я спрашиваю:
— Что, опять проблемы на работе?
— Можно сказать и так.
— А что случилось?
— Так, ничего. Мелочи. Не хочу об этом. Все пройдет…
— Вспоминать не надо…
Мама тушит сигарету о поручень балкона, кладет окурок на карниз, чтобы потом выбросить. Она никогда не бросит окурок вниз. Говорит, что так делают только люмпены.
