— А что стало с матерью Ричарда? Она умерла?
— Так мы поняли. Брат мало говорил о ней, а много о том, как он любит мальчика. Глядя на него, можно было подумать, что до него никто не становился отцом. Но жениться он должен, и Хью не будет обижать мальчика, даже когда у него появятся законные наследники. И его жене тоже придется полюбить ребенка. Хью унаследовал упрямство нашего отца, и он сживет со свету любую женщину, которая откажется относиться к Ричарду как к собственному сыну.
Анна кивнула.
— Если так, Господь наградил ребенка доброй и любящей семьей. Это не всегда бывает. Хотя было бы трудно не полюбить его. У него милый нрав и больше скромности и обходительности, чем можно ожидать в столь юном возрасте. Даже больной, он ни разу не закапризничал. Ему легко завоевывать сердца.
Она тихо рассмеялась.
— Честное слово, когда я сказала брату Томасу о том, что Ричард пошел на поправку, он улыбнулся с такой радостью, что я поняла — он тоже проникся к нему любовью. Он всегда с удовольствием сменял вас, когда вы уставали рассказывать сказки, — она понизила голос, — хотя, между нами, ваши истории были интереснее. Как-нибудь вы обязательно расскажете мне, что произошло вслед за тем, как у ворот появился всадник в черных доспехах.
— Да я сама не знаю! Я рассказала все сказки, которые слышала ребенком, и стала сочинять. А поскольку у меня нет таланта Марии Французской, я была очень рада, что брат Томас знает истории, которые мне неизвестны.
— Он как-то говорил мне, что приехал из Лондона. Может быть, там знают истории, которые до нас еще не дошли?
Элинор покачала головой.
— Я думаю, мы в Тиндале не так уж далеки от новых песен и историй, а мой отец недавно был у короля в Вестминстере. Он, конечно же, слышал там все новинки. А теперь пошли, нам нужно сообщить ему прекрасные новости о его внуке.
Когда они толкнули тяжелую деревянную дверь, та громко скрипнула. Толстая женщина, уютно устроившаяся на теплой охапке чистой соломы под дверью, немедленно проснулась. Она неловко поднялась на ноги, отряхивая с платья желтые колючие стебли.
— Миледи?
Элинор улыбнулась.
— Он будет жить, славная нянька.
Женщина утерла пухлой рукой покрасневшие глаза.
— Благодарение Богу! — сказала она, устремив взгляд к деревянному потолку. Потом обернулась к сестре Анне:
— За это и за то умение, которым Он благословил вас, сестра. А сейчас можно мне ухаживать за мальчонкой? Должна я о чем-то позаботиться? Он спит? Есть он может?
