Все это она выпалила на одном дыхании, громоздя вопрос на вопрос.
— Тебе предстоит позаботиться о зверски голодном мальчике, когда он проснется, — засмеялась Анна. — Давай ему все, что он захочет, но понемногу и только после того, как он примет лекарство. Я поставила у кровати деревянную чашку. Лекарство горькое. Ему оно не понравится. Потом можно будет дать немного меда от кашля, но только так, чтобы перерыв между горьким и сладким не был слишком коротким.
Нянька нахмурилась. Белую кожу между бровей прорезали розовые морщинки.
— Скажи ему, что сэр Гавэйн проглотил бы лекарство и не пожаловался, — сказала Элинор. — Если он не поверит на слово своей тете, скажи ему, я попрошу прийти брата Томаса и он подтвердит мои слова.
— Вот спасибо, миледи, так ему легче будет выпить горькое. Он так привязался к брату Томасу и просто сияет, когда наш святой отец приходит за ним ухаживать. Он отличный рассказчик, брат Томас, ей-богу! — продолжала она, залившись здоровым румянцем и поднося руку к необъятной груди. — Он сам становится словно могучий воитель, когда рассказывает свои истории о рыцарских подвигах.
Увидев краску на щеках няньки, Элинор сочувственно улыбнулась. Говоря по совести, ее собственное сердце все еще билось сильнее обычного при виде высокого, широкоплечего монаха. Когда он только что появился в Тиндале, вскоре после нее, греховный жар проник в ее тело и задержался в нем намного дольше, чем прилично для женщины, давшей обет целомудрия.
Хотя воздержанием от мяса и молитвами, во время которых она лбом прижималась к холодному полу монастырской церкви, Элинор пыталась охладить свою страсть, она не смогла изгнать сжигавший ее огонь сладострастия с той окончательностью, о которой молила Бога. На ледяных камнях капеллы здесь, в Вайнторпе, это удалось ей несколько лучше, но даже сейчас у нее не получилось до конца избавиться от желания.
Она бы, конечно, предпочла, чтобы какой-нибудь другой монах сопровождал ее и сестру Анну в Вайнторп-Касл, но ее приор в Тиндале был болен, а человек, на котором она могла бы остановить свой выбор вместо Томаса, как назло, лучше всего подходил, чтобы остаться за приора. Тут сестра Анна предложила взять с собой Томаса, сказав, что он может быть полезен в уходе за мальчиком. По тому, как он помогал ней в монастырской больнице, она знала, как прекрасно брат Томас ладит с детьми. Когда Элинор наконец обмолвилась Томасу об этой возможности, то увидела, как он загорелся мыслью отправиться в путешествие. Ей оставалось лишь смириться, поскольку не было повода отказать ему. По крайней мере, такого, о котором она решилась бы сказать вслух.
