Тишину нарушает самый омерзительный голос на свете:
— Генерал ди Кастильоне, это у вас в западной армии традиция — покушаться на честь моей супруги?
Пьетро всегда знал, что перинный пух исключительно прилипчив, теперь в этом мог убедиться каждый — белые комочки облепили даже тех, кому так и не удалось втиснуться в королевскую спальню. У королевского совета и приглашенных лиц в пуху было не только рыльце, но просто совершенно все. Внешность пришла в гармонию с существом.
По-хорошему, следовало бы разойтись до утра, отдохнуть, привести все в порядок. Принцесса Урсула явно нуждалась в услугах врача, а д'Анже, кажется, засыпал на ходу. Но не получалось, все стороны слишком боялись друг друга. Поэтому единственного выжившего убийцу допрашивали по горячим следам и вместе.
Заставлять его говорить не потребовалось, впрочем, заставить его умолкнуть тоже не получилось — в конце концов, гвардейцы канцлера просто унесли допрашиваемого вместе со стулом. Арелат, к общему изумлению, оказался ни при чем — просто трое ревнителей веры увидели в новообретенной свободе перемещения знак Божий и решили переменить в стране династию и религию. И исполнили бы свой долг, если бы не проклятый идолопоклоннический колокол, что ударил не вовремя и заставил их излишне поторопиться, да не эта змея рода человеческого, сосуд всех грехов и позор дома Господня, которая, вместо того, чтобы принять положенную Богом ношу, разбудила слуг, учинила погром и задержала их на две таких важных минуты… надо было сразу понять, что она — предательница и змея, и бить безо всякой жалости!
Змея рода человеческого блаженно улыбалась, а когда пришла ее очередь, сказала, что тоже услышала несвоевременный трезвон — и именно благодаря ему и заметила то, что в тот момент сочла приготовлениями к дуэли. Покойный шевалье де Сен-Омер был записным дуэлянтом, так что она нисколько не удивилась — но с какой бы это стати поссорившимся дворянам идти в сторону покоев короля?..
Рассказ канцлера был куда более долгим и включал в себя двоих арелатцев, шестерых южан неизвестного происхождения, трех героических мушкетеров королевы, случайно проходивших по улице Ангелов, и не менее героического генерала ди Кастильоне, прибывшего с докладом. И, конечно, колокольный звон, заставивший их с генералом кинуться бегом — и успеть.
Несчастный звонарь Святого Эньяна, сначала потерявший дар речи при виде такого количества высоких особ в пуху, а потом обретший его под воздействием спиртного, клялся спасением души, что мирно сидел в каморке под лестницей, мимо которой никто не проходил, что, услышав звон, страшно испугался и кинулся наверх, но никого, кроме колоколов, там не застал, что по лестнице на площадку и одному человеку подняться нелегко, а двое там разминуться не могут, а зазвонивший колокол не из самых больших, но достаточно велик, чтобы его не могла обеспокоить ударившаяся в него птица — ну разве что кто-то совсем крупный, вроде орла, будет тянуть за веревку, привязанную к языку, но за такие чудеса он, звонарь, уже не отвечает.
