Ури была… была бы права, если бы не то, что затеять ссору или угодить в нее эти трое не могли, негде и некогда, они вообще не имели права покидать приемную, шевалье де Сен-Омер буквально напросился на дежурство не в очередь, если они специально показались ей, значит, хотели выманить, похитить или убить, если она увидела их случайно… это может быть конец всему.
— Ваше Высокопреосвященство, господин архиепископ, у меня есть основания думать, что нашему с вами племяннику и королю грозит беда.
Они неслись по коридорам и переходам, дворец столько раз перестраивался, что дал бы форы ферзя любому кроличьему раю, любой сурчине… Трижды нелюбезный кузен-архиепископ будет свидетелем, он фанатик, но он честен, лишнего не наговорит, и он — пропуск, не меньше трети из королевских мушкетеров — «крестоносцы»…
— Если король умрет… — задыхаясь, говорит архиепископ.
— Если мой племянник умрет, — обрывает его Гастон, — я отрекусь от своих прав в пользу моего ребенка.
— Но у вас нет детей…
— Будет. Через четыре месяца. И Бог Авраама сохрани вас всех, если что-нибудь случится с моей женой…
Это неправда — и про ребенка, и про месть. Детей не дал Господь, кажется, их просто не может быть. А Ури… даже если ее убьют, Гастон никому не причинит вреда без цели и без причины. Сколько ему еще жить, ну 15, ну 20 лет… Ури подождет. И он подождет. Но архиепископ пусть лучше боится — так больше шансов, что никто не пострадает.
Первым делом поднять дежурных гвардейцев. Пьетро останется в покоях епископа, не нужно, чтобы его зря видели посторонние. Потом в спальню короля — забрать Его Величество, предупредить охрану и устроить мышеловку. В случае чего, сошлемся на то, что один из арелатцев умер не сразу и успел сказать, что короля хотят убить. План прост и ничего не требует, они два раза обсудили его по дороге. Время есть.
Времени не было. Когда карета остановилась, ударил колокол Святого Эньяна… наверное, они слишком долго разговаривали о Марке, о розе, о чудесах и явлениях. Совет начался. Если покушение им не примерещилось, оно может произойти в любую минуту.
— Ты, — говорит д'Анже кучеру, — в казармы! — и остальным: — Бежим!
— Нет, — выдыхает Пьетро, — очень быстро идем.
Женский крик был звонким, громким и членораздельным, но непонятным.
— Что? — спросил канцлер.
— «Чтоб вам проводить вечность в компании царя Ирода, ублюдки», — растерянно перевел секретарь. — Судя по выговору — восточная Франкония.
Пьетро сорвался на бег.
