- Я очень рад, - сказал Протько.
- Я говорил с Балышем. И не раз, - продолжал Дорошевич, откинувшись на спинку стула, поглаживая руками животик. - И вчера звонил. Балыш пока что против всякой комиссии. Категорически. Пока вы, говорит, не начнете выполнять план, о комиссии и не заикайтесь. Вот так. Его, конечно, можно понять. Если сейчас он пришлет к нам комиссию, то этим самым признает, что он... не кто-нибудь, а он, именно он варварски эксплуатировал месторождение, когда сидел здесь начальником управления. Вот и требует выполнения плана. Короче, если мы хотим добиться снижения плана, надо выполнять завышенный. Другого выхода нет. Я могу только пообещать вам: как только управление по добыче нефти поднимется до плановых показателей, я сам поеду в министерство и без комиссии не вернусь. Как говорит мой внук, железно! А пока, товарищи, засучивайте рукава...
На прощание Дорошевич пожал первому руку Скачкову, но как-то мимоходом, больше из вежливости, а Протько улыбнулся, ласково заглянул ему в глаза, держа за локоть, провел до дверей.
- Запахло жареным, так и записки мои вспомнил, - сказал Протько уже в машине.
- Сложно, - вздохнул Скачков, обиженный той подчеркнутой непочтительностью, которую проявил по отношению к нему генеральный директор. - И откуда у Дорошевича эта привычка - рассказывать всякие дурацкие истории?
- Под старость все любят вспоминать, - усмехнулся главный геолог. - Нам от этого не легче. Мы с вами между природой и начальством. А они друг друга порой не очень понимают.
- Ничего не скажешь, оптимистическая симфония, - вспомнил Скачков свои слова, сказанные вчера Котянку.
- Я знаю оптимистическую трагедию, а вот симфонию... - сказал в бороду Протько.
Скачков помолчал, потом тяжело вздохнул:
- Будем надеяться, что до трагедии не дойдет. Хотя бы и оптимистической...
Главный геолог промолчал. Скачков оглянулся. Тот сидел, упершись бородой в грудь, закрыв глаза. Кажется, дремал.
9
Накинув на плечи пальто, Алла Петровна сидела за своим столиком и проверяла диктанты. Не заметила, как вошла директор. Услышав перестук каблуков, оторвалась от тетрадей, посмотрела перед собой. Антонина Сергеевна в новом голубом костюме, с тонким шарфиком на шее направлялась к ней. Лицо ее озарялось радостной улыбкой.
Об этом голубом костюме говорили все. Рассказывали, что она заказала его в ателье в тот же день, когда увидела на Алле Петровне голубое платье. Но в ателье, как водится, шили костюм очень долго, потом несколько раз его переделывали, желая во всем угодить придирчивой заказчице. Сделать это даже такому опытному закройщику, как Журавель, не всегда удавалось.
