— Нет, вы пойдете… — Кончик носа Марьи Васильевны чуточку покраснел, что с ним случалось обыкновенно в минуты гнева.
Она заметно сердилась и, теребя за руку Волчонка, повторяла тихо, но внушительно:
— Вы пойдете с нами… Сейчас пойдете!
Волчонок тихо и упорно старался высвободить свою руку… Гувернантка, понимая его маневры, в свою очередь, всеми силами удерживала ее в своих цепких пальцах…
Глухая борьба длилась минуту… другую…
И вдруг Волчонок изловчился… Извернулся весь, как змея, и, изогнувшись в три погибели, вырвался из рук гувернантки.
Та было метнулась к нему, но мальчик предупредил ее движение.
— Дамка, пиль! пиль, Дамка! — крикнул он собаке, и та с глухим ворчаньем, оскалив зубы, бросилась к Марье Васильевне.
Последняя неистово вскрикнула и отскочила в сторону. Жорж кинулся к ней на помощь.
— Тубо, Дамка! Сюда, ко мне! — властно крикнул черноглазый мальчик и, отвесив насмешливый поклон гувернантке и брату, с громким смехом бросился бежать от них в сопровождении собаки.
— Вы будете наказаны! Я пожалуюсь маме! Остановитесь, — доносился до него голос Марьи Васильевны. Но Волчонок и бровью не повел на эти слова. Он бежал все быстрее и быстрее, и вскоре его стройная, широкоплечая фигурка исчезла за оградой сада.
II.
Няня Арина Матвеевна затеплила лампаду перед киотом и, истово крестясь, склонилась в земном поклоне до пола.
Дверь тихо скрипнула, и в комнату не слышно проскользнула знакомая детская фигурка.
— Няня… нянечка… Аринушка… — послышался несмелый шепот.
Няня степенно, не спеша, поднялась на ноги и оглянулась…
— Ты, Вовушка? Наконец-то! Мамаша давно тебя звать изволила… Игната с Малашкой в рощу посылали… Искали тебя…
— Батюшки светы! Да где же ты так отделался, мой батюшка! — всплеснула руками старушка, тут только увидя мокрый до нитки костюм Волчонка и его рваные куртку и панталоны.
— Это ничего, няня! Ничего, голубушка! Дай мне переодеться поскорей! А что, очень сердится мама, ты не знаешь? Марья противная опять ей нафискалила! — быстро срывая с себя намокшее платье, ронял Волчонок.
— И-и, как стыдно, Вовушка, так называть свою воспитательницу! — укоризненно покачала головою нянька.
— Какая она воспитательница! Она просто ведьма, няня, ведьма с Лысой горы… Вот что!
— Окстись, батюшка! Что ты! что ты! крещеного человека называть таким черным словом! — закрестилась старуха… — Храни тебя Господи!
— Ох, няня, няня. Никто-то меня не любит. Милая!.. — вырвалось со слезами из уст Волчонка, и прежде, чем старушка могла ожидать этого, чернокудрая головенка прильнула к ее иссохшей груди, и глухое рыданье огласило комнату.
