— Эге-гей, ребята! Это наш столик и не надо его лапать своими грязными ногами!
Что больше всего меня бесит в моем организме, так это его реакция на алкоголь. По долгу службы я часто посещал официальные и неофициальные приемы, тусовки, междусобойчики, презентации, свадьбы, сейшены, похороны, крестины, где жажду предпочитали утолять водкой, запивая ее пивом, и то, что ниже 60 градусов вообще не считали за выпивку, где люди напивались до поросячьего визга и белой горячки, где все были зачаты по пьяному делу и с большим удовольствием поддерживали эту семейную традицию, но более сложного случая, чем мой, я не наблюдал.
Некоторые, выпив, глупеют, у других развязывается язык и они треплются почище, чем на исповеди или после инъекции «сыворотки правды» (таких хорошо иметь информаторами и я их имел), третьи в прямом смысле сходят с ума лезут в драку, причем стремясь к злостному членовредительству — ну там оттяпать тебе руку столовым ножом или выковырять вилкой твой глаз, и угомонить их можно только отправив в накаут. Четвертые принимаются нудно плакаться тебе в жилетку и периодически туда же сморкаться. Пятые… Шестые… Седьмые… Короче говоря, каждый спивается по-своему.
Я же, к своей гордости, полностью сохраняю ясность мысли и, при известных обстоятельствах, могу вести вполне внятные философские беседы, не плача и не стремясь съездить визави по физиономии, что бы он с более приличиствующим выражением лица выслушивал мои тезисы. Но, к моему стыду, у меня полностью отключается вестибулярный аппарат. И если налить, в том числе и на стол, и закусить, взяв черную икру прямо руками, я, пусть и не с первой попытки, но с третьей-то уже точно, смогу, то как ходить я забываю полностью. Дурацкое ощущение — ноги есть, голова легка, мысли ясны, а встаешь и падаешь, в лучшем случае прямо на пол, а в худшем — в объедки на своей тарелке.
На людей неискушенных это производит неизгладимое впечатление. Действительно, сейчас только этот человек, хоть и изрядно принявший, вел себя вполне прилично, высказывал вполне связные и умные мысли, а стоило ему подняться из-за стола, хоть и с большим трудом, опираясь на столешницу трясущимися от напряжения руками, с виноватым выражением на лице и холодным потом на лбу, и тут он, хлоп, падает как подкошенный. И человеку, собеседнику писателя (журналиста) Малхонски, сразу приходит в голову мысль об инфаркте, спазме коронарных сосудов, кровоизлиянии в мозг и отравлении цианидами, а также возможные эксклюзивные интервью и бешеные гонорары на тему «Моя последняя беседа с Кириллом Малхонски» или нудные разборки в полиции и суде на не менее животрепещущую тему «Зачем вы убили Кирилла Малхонски». И он со всех ног бежит к телефону и звонит в «Скорую помощь», полицию, «Геральд Трибьюн», Рейтер, «Правду» и «Черный поясок». И когда все заинтересованные лица уже в сборе: щелкают вспышки, записываются показатели свидетелей и устанавливается система искусственного сердца, санитары бережно переворачивают тело журналиста-алкоголика, тело открывает глаза и совершенно трезвым голосом говорит: «Привет, ребята! Нельзя ли меня проводить в туалет?».
