В филологии XIX в. противостояли две национальные школы, немецкая и французская (а третья, английская, смотрела на них свысока). Немецкая была более исследовательской, французская - более оценочной; немецкая старалась вписывать античную поэзию в контекст античной культуры, французская - в контекст культуры современного читателя. Анненскому-поэту была ближе, конечно, французская школа, Анненскому-филологу - немецкая. Он выходил из положения так, как делается часто: в основу работы молча клал французские книги (Патэна, Дешарма, Фаге), а ссылался чаще на немецкие (даже на случайные второстепенные диссертации). Разве что в статье о "Троянках", недоработанной, он проговаривается и позволяет себе целую пышную цитату из старого Патана.
Работа над Еврипидом начинается в 1891 - 1893 гг. в Киеве: Анненскому только что минуло 35 лет, он "на середине странствия земного", потом он не забудет упомянуть, что Леконт де Лиль тоже стал писателем в 35 лет. Как кажется, около этого же времени он начинает писать и те свои "настоящие" стихи, которые в 1901 г. будут собраны под мрачным античным заглавием "Из пещеры Полифема", а в 1904 г. выйдут под заглавием "Тихие песни". Начиная с 1894 г. и до 1903 г. почти ежегодно он печатает по пьесе со статьей (обычно в почтенном "Журнале Министерства народного просвещения"). Как менялась за это время - от "Вакханок" до "Медеи" - переводческая техника и поэтический стиль Анненского, - это еще предстоит исследовать.
Для самого Анненского оттачивание своего стиля на оселке Еврипида закончилось в 1901-1902 гг. В эти два года он пишет три собственные пьесы на сюжеты несохравнившихся драм Еврипида: "Меланиппа-философ", "Царь Иксион" и "Лаодамия". Это значило, что необходимость точно следовать еврипидовскому слову - даже в широких рамках своего перевода-пересказа - уже начинала его тяготить. В предисловиях к "Меланиппе" и "Иксиону" он пишет, что чувствует себя поэтом без времени: ему претит своя эпоха, но он бежал бы и от Еврипидова пиршественного стола. Поэтому он сознательно освобождает себя от лишних "мифологических прикрас" и принимает "метод, допускающий анахронизмы и фантастическое" и позволяющий "глубже затронуть вопросы психологии и этики и более... слить мир античный с современной душой". Игра анахронизмами всегда была ему дорога, потому что подчеркивала условность, символичность каждого образа: поэтому он и у Еврипида слово "вестник" переводил только "герольд", а у его Медеи "тип лица грузинский", а в "Алькесте" слова "ты коснулся моей души и мысли" передаются: "По сердцу и мыслям провел ты мне скорби тяжелым смычком". Коллег-филологов (того же Зелинского) раздражало не столько то, что у греков не было скрипок и смычков, сколько то, что Анненский сам отлично это знал. Тогда же была задумана, а шесть лет спустя написана и четвертая пьеса, "Фамира-кифарэд", - это торжество "причудливости" и "музыкальности", где в хорах отголоски Бальмонта кажутся предвестиями Цветаевой и Хлебникова.
