Я обнял ее за плечи. Она была только ребенком, ребенком чуждой мне расы, такой непохожей на мою…
— Джонросс…
— Да?.
— Так много осталось вещей, о которых я никогда не узнаю.
Я впервые прикасался к ней. Ее странные кудри шевелились над моими пальцами — живые и теплые. Кончики острых ушей были мягкими, как у котенка.
— Дуани! — Что?
— Я не знаю…
Я поцеловал ее. Она отстранилась и испуганно посмотрела на меня своими сияющими черными глазами. Внезапно я перестал считать ее ребенком, забыл, что она не человек, — это было не важно.
— Дуани, послушай! Тебе не надо уходить в Дом Сна! Она смотрела мне прямо в глаза. Плащ ее распахнулся от ночного ветра, руки упирались мне в грудь.
— Там, снаружи, целый мир, в котором ты сможешь жить. А если он тебе не понравится, я возьму тебя с собой на Землю. Тебе незачем умирать!
Она продолжала молча смотреть на меня. Внизу, на улицах, горели яркие огни и бродили безмолвные толпы. Дуани перевела взгляд на мертвую долину за стенами города и холодные враждебные скалы.
— Нет.
— Но почему? Из-за Рула и всей этой болтовни о гордости расы?
— Такова правда. Корин понял это. Я не хотел думать о Корине.
— Он был один, а ты — нет. Ты никогда не будешь одинока.
Дуани подняла руки и ласково провела ладонями по моему лицу.
— Вот он, твой мир, — та зеленая звезда. Представь себе, что он должен исчезнуть и ты останешься последним человеком Земли. Представь, что ты вечно будешь жить со мной в Шандакоре, — разве тебе не будет одиноко?
— Это не важно, если рядом будешь ты!
— Это очень важно. Наши расы так же далеки друг от друга, как звезды. У нас нет ничего общего.
Я вспомнил все доводы старого Рула, разозлился и наговорил ей гадостей. Она дала мне выговориться, потом улыбнулась и сказала:
— Все не так, Джонросс. — Она повернулась, чтобы взглянуть на город. — Это мой мир, и другого не будет. Когда он умрет, я умру с ним.
И тогда я возненавидел Шандакор.
После этого разговора я потерял сон. Каждый раз, когда Дуани уходила, я боялся, что она уже не вернется. Рул ничего не говорил, а я не осмеливался спрашивать. Часы летели как секунды, и Дуани была счастлива, а я — нет. Мри оковы запирались на магнитный замок. Я не мог открыть его и не мог порвать цепи.
Однажды вечером Дуани пришла ко мне с таким лицом, что я понял правду еще до того, как заставил ее рассказать, в чем дело. Она уцепилась за меня и не хотела разговаривать, но в конце концов произнесла:
— Сегодня мы бросали жребий, и первая сотня ушла в Дом Сна.
