– Конечно, знает, – кивнул Горбовский, – мне это сразу стало ясно, как только прочел письмо.
– Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»? Или вы его для кого-то покупаете?
– Какой журнал? – переспросил Роман Андреевич.
– «Лица», – пояснил Дронго, – может, вы его покупали для кого-нибудь?
– Да, – кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от боли, – я его покупал несколько дней назад, – сообщил он, – для моей матери.
Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.
– Если она любит читать этот журнал, то совсем не обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».
– Я купил его матери, – снова повторил Горбовский.
– Правильно сделали, – кивнул Дронго. – Но этот журнал у нее могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.
– Я к ней поднимусь, – кивнул Горбовский, – и мы наконец все узнаем.
– Только с одним условием. Вы не будете так нервничать. Я понимаю, что это невозможно, но нужно постараться взять себя в руки. В конце концов вы потеряете и деньги, и собственное здоровье.
Горбовский тяжело вздохнул, но не стал возражать. Он попросил Сашу отключить камеру и перемотать пленку. Потом взял записку Наташи и другое письмо, в конверте, положил их все в свой внутренний карман. Затем провел рукой по лицу и поднялся, готовый пройти на второй этаж.
– Может, мне пойти с вами? – предложил Дронго. – Будет лучше, если мы отправимся вместе. Я могу обратить внимание на детали, которые ускользнут от вашего внимания.
– Вы правы, – кивнул Горбовский. – Саша, – обратился он к своему охраннику, – позвони дежурному у ворот и предупреди, чтобы сегодня не спал. Скажи, что мы тоже не будем сегодня спать.
– Хорошо, – кивнул Саша, – я пойду и сам все проверю.
Горбовский и Дронго прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. Вскоре Роман Андреевич уже стучал в двери комнаты своей матери.
– Кто там? – раздался голос Риммы Алексеевны.
– Мама, это я, – ответил Горбовский, – со мной господин Дронго. Мы хотим к тебе зайти.
– Ты, как обычно, нашел удивительно подходящее время, – сообщила мать, – уже двенадцатый час ночи. Ну хорошо, подожди минуту, я сейчас оденусь. Хорошо еще, что я не спала. – Она хотя и ворчала, но, чувствовалось, ей приятно, что сын пришел к ней поздно ночью вместе со своим другом. Больше всего на свете эта гордая женщина хотела быть полезной своим детям. Более всего она нуждалась в обычном человеческом разговоре, когда сыновья приходили к ней за советом. Как часто повзрослевшие дети не понимают таких элементарных вещей. И как страшно потом они мучаются, лишившись возможности такой беседы и разговаривая с родителями только в своих снах.
