Мы соревновались по количеству сбитых самолетов с отрядом Бельке и не могли опередить их: как правило, они имели над нами преимущество, лишь иногда позволяя нам идти с ними на одном уровне. Все зависело от того, имели ли мы дело с фокусниками - французами или со смелыми парнями - англичанами. Правда, их смелость подчас граничила с глупостью, хотя в их глазах выглядела крайним проявлением геройства.
Я полагаю, что главное в воздушном бою - это не умение выписывать головоломные вольты, петли и виражи, а выдержка летчика и его желание победить. Можно устроить в воздухе цирковое представление и не сбить ни одного неприятеля. Наступательный дух - вот что главное, и поэтому мы всегда будем иметь инициативу в воздухе. У французов же совсем другой характер: в основном они бьют из засады, исподтишка. Правда, попасться в западню может только разве новичок, ведь аэроплан в воздухе не спрячешь. Иногда галльский темперамент даст о себе знать, и тогда француз атакует, впрочем, боевого запала хватает, как правило, ненадолго.
Для англичан полеты - это в основном спорт. Они находят массу удовольствия в петлянии, полетах на спине и прочих трюках, пригодных разве что для спортивного праздника или для увеселения нашей пехоты в окопах. Правда, мы, летчики противной стороны, этого не ценим, требуя от них не цирковых, но боевых навыков… Поэтому победа в воздухе останется за нами.
Я сбит. Март 1917 г.
Мы патрулировали отрядом и заметили группу машин неприятеля над германскими артиллерийскими позициями в районе Лянса. Полет на врага и предвкушение схватки очень щекочут нервы, больше даже, чем сам бой. В бою от тебя требуется ледяное спокойствие, чтобы хорошо прицелиться и вовремя выстрелить. А вот когда ощущаешь неизбежность схватки, когда летишь на противника, разыгрывается охотничий азарт. Мы определили, сколько машин имеет враг, каково положение, выгодно ли оно для нас. Нас было пятеро, англичан - в три раза больше. Они летели в сомкнутом боевом порядке, расстроить который трудно даже группе аэропланов, а для одиночки совсем невозможно. Они также заметили нас и развернулись для атаки. Следя за врагом, мы сомкнули строй, так как понимали, что, если кто-то из наших упадет, мы окажемся в гораздо худшем положении.
Один англичанин отделился от строя и устремился в сторону. «Вот тут ты и пропал!» - подумал я и сел ему на хвост. Видимо, у британца не выдержали нервы, и его наблюдатель начал стрелять по мне, когда я был еще далеко. Не особенно этим озаботившись, я подошел к нему метров на сто и, прицелившись, дал несколько очередей. В моем воображении я уже видел его сбитым. Я был совершенно спокоен. Продолжив сближение, я приблизился к врагу до пистолетной дистанции в 20 метров и опять открыл огонь, как вдруг раздался сильный треск, и я понял, что в меня попали, точнее, в мой аппарат. С ужасом я заметил струю бензина. Мой мотор уменьшил обороты и вскоре замер. Англичанин с удвоенной энергией обстреливал меня из пулемета, ведь я прекратил стрельбу. Я начал интенсивно пикировать, выключив магнето, усердно молясь о том, чтобы бензин не полыхнул. Адская жидкость хлестала из пробитых баков мне на ноги. Оглянувшись, я видел беловатый шлейф бензиновых паров за моей машиной - верный предвестник взрыва или пожара. Тем временем скорость росла, я уже не мог без риска высунуть голову из кабины. Высота была около 3000 метров. Схватка осталась далеко позади. Неожиданно я увидел пылающий падающий аэроплан. Он был похож на наш, но когда он поравнялся со мной, я обрадовался - это был англичанин. Сразу вслед за ним из боя вертикально вниз вывалился еще один аппарат, на этот раз германский. Он падал, сильно вращаясь, потом все же смог выйти в горизонтальный полет.
