- И Зина из резины!
Дракон захихикал. Хмурый каменный город тоже улыбнулся сумрачной усталой улыбкой.
* * *
Мы опоздали. Опоздали, опоздали, опоздали. И никакое предчувствие не намекнуло нам: не время полоскать когти в озерах и закладывать виражи в тучах, наслаждаясь воздушной акробатикой под зеленой луной. Черт, ну хоть бы у Дубины сердце екнуло - так нет же! Мы вальяжно махали крылами, точно у нас целая вечность впереди.
Вообще драконам свойственно считать: впереди - вечность. Если не у дракона лично, то у вселенной - наверняка. А любое живое существо вмещает в себя вселенную - так же, как и вселенная - любое живое существо. Наверняка организм дракона производит ЛСД. В качестве гормона. Отсюда и открытое сознание, и могучее чувство единства с мирозданием. Ладно, особенности драконьего метаболизма оставим на потом.
В момент приземления нам было не до рассуждений о метаболизме. И вообще не до рассуждений.
Сверзившись на смотровую площадку башни - оба голые, без клочка одежды, изорванной гигантскими драконьими телами в момент превращения - мы кое-как похватали свое драгоценное оружие (зря, что ли, возле пещеры его не бросили, с собой поперли?) и, не тратя времени на прочие деликатности, кинулись вниз по лестнице. Потому что человек не в пример чувствительнее дракона. И оба мы, став людьми, сообразили: нельзя нам было задерживаться. Нельзя.
Дракон - существо одновременно благородное и эгоцентричное. И ко всему живому (включая друзей и любимых из рода человеческого) дракон относится с фатализмом: все равно жизни тебе, дорогой друг, отведено немногим больше, чем поденке-однодневке. Так лучше я и заморачиваться не буду со всей этой скорбью, трауром, верностью памяти. Буду радоваться, пока ты еще есть, а как тебя не станет, смирюсь. Причем немедленно.
Лишь человек всей душой ощущает протест при мысли, что тот, кого он любит - обречен.
Пока мы были драконами, нам и в голову не приходила мысль, естественная для шантажиста: если жертва слишком хорошо защищена, бей в то, что жертве дорого! И я впервые за долгий срок обнаружила, что переживаю не только за Дубину (навязался на мою голову!), но и за его пассию.
Словом, мы, топоча, будто пара кентавров (вот только в ЭТО не превращайте меня, пожалуйста!) ворвались в спальню Кордейры, кожей чуя неладное.
Если бы Корди была в порядке, уж и не знаю, что бы она подумала. Вдруг посреди ночи в спальню врываются ее принц-монстр и его напарница-почти-что-родственница, оба голые, оба с оружием... Я бы в таких посетителей сперва прицелилась - и лишь потом, через прицел, разговаривала бы.
