— А у тебя глаза открылись?
— У меня бы открылись, если бы не жаба.
— Какая жаба?
— Которая меня задавила, когда я посчитала, во сколько мне этот психотерапевт обходится.
— А что же ты тогда желаешь своему ближнему того, что тебя саму задавило?
— Так то же в Америке! А у нас ты можешь себе это позволить, ты этого достойна!
— Нет уж. Лучше я себе тряпку какую-нибудь куплю или вкусненькое что-нибудь.
— Маня! Запомни, мы едим для того, чтобы жить. А не живем… Еще бы знать, почему.
Юлька глубокомысленно замолчала и отвернулась к окну.
— Слушай, Юль, — прервала я молчание, — а давай ты будешь моим психотерапевтом. Я тебе все-все расскажу — и про детство, и про папу, и про секс. Ты же обо мне, в сущности, ничего не знаешь.
— А ты представляешь, во сколько тебе это обойдется?
— Юль, я совершенно безвозмездно, то есть даром, тебе одной.
— Ладно, пошутили и хватит, некогда мне с тобой. Завтра, а лучше сегодня, пойдешь в «Канцтовары» и купишь тетрадь в сорок восемь листов и в свободное от работы время будешь писать.
— Что писать?
— Будешь писать свои мемуары. Типа «Детство, отрочество, юность». Хотя это уже было. Назовем короче — «Детство Мани». Простенько и со вкусом.
— Было же уже «Детство Темы».
— Какого Темы? Не путай меня, Маня. Пиши, а потом мне покажешь.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно. Научимся друг на друге психоанализу и откроем свой бизнес. Нам с тобой теперь все по плечу.
Первый выходной в этом месяце, первый солнечный весенний день, первая в это утро непереносимо сладкая затяжка первой из пяти жестоко лимитированных сигарет — все это было осквернено и попрано с особой циничностью первым же телефонным звонком.
Звонил шеф с убедительной просьбой выехать на объект к неожиданно подвернувшемуся очень нужному клиенту. То, что клиент действительно нужный, я поняла по тому, что Савва Морозыч звонил лично, а не доверил это нашему главному секретарю Пете.
— Надо, зая, надо, — подлизывался он. — Там и дел-то на пару часов, обставить мебелью небольшую холостяцкую квартирку очень полезного для нас человека. Сделай папочке приятное, не откажи старику в удовольствии.
Старику было глубоко за пятьдесят и, несмотря на обильную седину и ребра, переломанные бесами в крошево, дедуля смотрелся вполне свежо и завлекательно. Его манера общаться с любой женщиной как с особой легкого поведения, занимающейся тяжелым физическим трудом, никого особенно не обижала и не вводила в заблуждение. Все знали, что он давно и прочно женат и его бдительная жена Лена Львовна следит за каждым его шагом. Как-то в порыве откровенности она нам призналась, что если только заподозрит своего благоверного в какой-нибудь интрижке, то и ему несдобровать, и для соперницы коварной всегда есть в запасе бутылочка с серной кислотой. Я и до этого избегала надолго оставаться с Сам Самычем наедине, но после такого скромного заявления его супруги стала и кабинет его, от греха подальше, за три версты обходить.
