— Здорово! — обрадовалась я. — Так я еще никогда не пробовала.
— Тогда отворачивайся и не подглядывай.
Я отвернулась к окну и увидела там Сашку Новикова, моего одноклассника, который в полном одиночестве тупо и упорно стучал мячом об стену.
— Все, готово, — услышала я за спиной голос Ибрагима, — поворачивайся.
Он сидел на ступеньках, широко расставив ноги и упираясь руками в колени.
— Иди ко мне, — подозвал он меня.
Я подошла и стала растерянно на него смотреть.
— Ну и где искать?
— А где хочешь.
— На тебе, что ли?
— А где же еще?
— А чего тогда ты так расселся, мне до тебя не достать.
И действительно, для того, чтобы обшарить его карманы, мне нужно было встать перед ним на корточки или низко нагнуться. Но то и другое было одинаково неудобно.
— А ты садись ко мне на колени, — переходя на шепот, предложил Ибрагим.
Понимала ли я тогда, что происходит или нет, я не знаю. Сначала не понимала, это точно. Потому и совершенно спокойно села на одно его колено, а другое колено он придвинул и зажал мои ноги между своих ног. От него шел какой-то необычный запах из смеси гуталина, пота, смолы и еще какой-то непонятной травы. Я снова посмотрела в его глаза и увидела на этот раз, что они вовсе не черные, а коричневые. Просто зрачки такие громадные, угольные и глубокие, что почти целиком закрывают всю радужку, как луна закрывает солнце во время его, солнечного затмения.
Я сняла с Ибрагима шапку и стала отворачивать у нее борта в поисках монетки. Он молчал и дышал мне куда-то в ухо горячо и неровно.
— Здесь нету, — разочарованно протянула я. — Ты, что ли, подсказывай, где горячо, где холодно.
— Холодно еще, — прошептал Ибрагим и вытер со лба капли пота.
— Что, согрелся? — засмеялась я. — Тогда расстегивай фуфайку, я там искать буду.
— Лучше ты, — продолжал шептать он.
Я стала вытягивать пуговицы из петель бушлата, но у меня это плохо получалось, и Ибрагим нетерпеливо расстегнулся сам.
— Ага, вот и карманчики, — обрадовалась я, нащупав их с внутренней стороны бушлата.
Но в них ничего не было, и я стала обдумывать свои дальнейшие действия.
— У меня еще на гимнастерке есть карманы, — сказал Ибрагим и откинулся спиной на верхние ступени как на спинку кресла, — они там внутри.
Он рванул гимнастерку, пуговицы поддались и обнажили его черную загорелую шею.
— Ищи там, — показывая глазами куда-то вниз, прошептал Ибрагим.
— Горячо или холодно? — спросила я.
— Уже теплее, — прохрипел он, еле шевеля губами.
Я стала водить растопыренными пальцами по его груди, испытывая странное необъяснимое чувство любопытства и страха одновременно. Я уже забыла про монетку и пыталась привыкнуть к своим новым необыкновенным ощущениям.
