— Запуталась. Причем по уши.
— Помочь?
— Да пошел ты!
— Стой-стой-стой! Не вешай трубку! — закричал Никита, неожиданно сменив тон. — Ну что, ты меня не знаешь, что ли? Пора бы уже и привыкнуть.
— Не знаю и знать не хочу! — тоже заорала я, но трубку класть не стала.
— Ты глупая, непереносимо глупая женщина. Ничего не понимаешь. Прощенья она просит. Ты думаешь вообще хоть иногда, что делаешь? Да такое раз в жизни случается. Можно только мечтать об этом. Вот если всю жизнь готовиться, надеяться и верить — ничего не получится. А тут как с неба свалилось, просто так, даром, ни за какие заслуги! Как ты не понимаешь!
— Ты правда так думаешь?
— Ну, конечно! И вообще, мне врать невыгодно.
— Невыгодно? Почему? Ты что, надеешься еще что-нибудь оторвать?
— Надеюсь.
— А когда?
— А хоть сегодня.
— Я не пойму, это ты мне делаешь предложение или я напрашиваюсь?
— Это ты напрашиваешься на сделанное мной предложение.
— А в морду хочешь?
— Ты уже пробовала, но у тебя ничего не получилось.
— Да у меня всегда ничего не получается. Я как Буратино — пытаюсь заглянуть в котелок, но оказывается, что он нарисован на куске старого холста. И я только дырочки прокалываю своим глупым носом.
— Ты попробуй заглянуть в эти дырочки.
— И что там?
— А там волшебная страна.
— Ты не врешь?
— Я говорю правду, одну только правду и ничего кроме.
— А можно я к тебе приеду? Потому что больше не могу.
— Спрашиваешь! — обрадовался Никита.
— Когда? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Прямо сейчас.
— А сейчас тоже не могу, у меня работа. Может быть завтра, вечером, часов в семь?
— Я встречу тебя у метро, хорошо?
— Хорошо… Ну, пока?
— Пока.
Я еле перевела дух. Странный какой-то разговор. А может, наоборот. Нормальный разговор двух сумасшедших в период весеннего обострения. Но в любом случае начало у нас какое-то неправильное. Так не должно быть. А как должно? Я же о нем совсем ничего не знаю, да и он видел меня первый раз в жизни. Хотя уже во всех подробностях.
И все равно здорово! Какая разница, кто кому первый позвонил. Может быть, у него совсем иные понятия о временном перерыве от первого свидания до последующего звонка.
И зачем надо было мучиться целую неделю? Чего я только не передумала, завалила все дела, отложила все встречи и только и делала, что дергалась от каждого телефонного звонка. Такая девочка-марионеточка, за ручки, за ножки, за головку веревочками привязана к телефону. Телефон звонит, веревочка натягивается, девочка дергается. Дзынь — дерг, дзынь — дерг. Театр Образцова отдыхает. О, вопль женщин всех времен: «Мой милый, что тебе я сделала?» И что не сделала тебе, что ты мне, сволочь, не звонишь?
