Я вошла в подъезд. Тут же открылся лифт. Из него вышел знакомый собачник, удивленно со мной поздоровался и, увлекаемый мелкой, визгливо лающей псиной, скрылся в дверном проеме, ведущем на улицу.
Я поднялась к себе, открыла дверь в квартиру и чуть было не пала смертью храбрых, сбитая с ног Беней. С трудом удержав равновесие, я медленно села на табуретку и уставилась в темноту. Беня четко и отрепетированно крутил восьмерки у моих ног, слабо помяукивая.
— Ну что, гад, есть хочешь? — спросила я и погладила его по взъерошенной мальчишеской макушке.
— Дау! — ясно и отчетливо ответил кот, и я побрела на кухню.
Через полчаса, прижавшись друг к другу спинами, мы лежали на кровати. Беня смотрел свои черно-белые сны, я свои — шизофренически-цветные. Беня всхлипывал во сне, я просыпалась, гладила его по спине и приговаривала: «Тише, малыш, тише»… Беня успокаивался, я замолкала, и мы вновь проваливались в долгий, летаргический, бесконечный и болезненный сон.
Меня разбудила Юлька. Сквозь сон я услышала длинные, утомительные и не прекращающиеся телефонные призывы. Вскочив с постели и путаясь в одеяле, я подбежала к телефону.
— Маш, ты где? — закричала Юлька. — Тебя на работе все ищут. Заболела, что ли?
— А сколько времени? — спросила я.
— Ты что, с дуба упала? — заржала Юлька. — Четвертый час пошел.
— Да ты что? — удивилась я.
— Дрыхнешь, что ли? — сообразила Юлька.
— Дрыхну.
— У тебя все в порядке?
— Все.
— Не врешь?
— Вру.
— Что случилось-то? — разгорячилась Юлька. — Ты мне можешь сказать толком?
— Он меня бросил.
— Кто бросил? Никита?
— Никита.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела его с бабой.
— Ну и что, что с бабой?
— Они вместе вошли в его мастерскую и до утра не вышли.
— А ты откуда знаешь?
— Я там была.
— И что?
— Ничего. Вот сплю.
— Так! Сиди дома, — скомандовала Юлька, — и никуда не уходи. Я сейчас к тебе приеду.
— Да не надо, Юль, — сказала я и наконец заплакала. — Все нормально у меня…
— Я слышу! Чтоб дома была! — проорала Юлька и положила трубку.
Я подошла к зеркалу. Из него на меня смотрело белое растерянное лицо с заплаканными глазами. Нет, я уже не плакала. Но глаза как будто опрокинулись вниз и смотрели на меня, не узнавая. Я включила холодную воду и стала смывать следы размазанной косметики. Я уснула вчера — как сознание потеряла, не успев привести себя в порядок. Неужели в таком виде я шла ночью по городу? Или это было утром? Что обо мне подумает собачник?
Собрала волосы в узел. Почему такое бледное лицо? Вода холодная, онемели пальцы. Какой противный невыносимо-розовый цвет у зубной щетки. Никитина бритва. Похожа на грабли. На грабли, на которые я все время наступаю. Весь мир — огород, и мы в нем работяги, скачущие по отведенным им шести, десяти, ста соткам (кому как повезет), наступающие на грабли и расшибающие себе лоб в кровь — кто чаще, кто реже. Пора бы привыкнуть. Или хотя бы научиться уворачиваться.
