Они обогнули флигель.
- Вот сюда, - сказал Сашка Барин, указывая рукою на каменную лестницу, которая вела вниз, в подвал.
Пинета послушно спустился по лестнице. В подвале пахло какой-то прелой сыростью и было почти темно.
Барин зажег фонарь.
- Идите, - сказал он, подталкивая Пинету рукой, - там лестница.
Они поднялись по винтовой лестнице. Лестница вела во второй этаж, к двери, обитой черной клеенкой.
Барин постучал, и почти в ту же самую минуту из-за двери послышался неторопливый голос:
- Кто там?
- Отвори, Маня.
Женщина в пальто, наскоро наброшенном на плечи, отворила им дверь и, придерживая пальто рукой, отступила немного в сторону, чтобы пропустить вошедших.
Они вошли в кухню, довольно чисто прибранную.
- Что нового? - спросила женщина в пальто, поправляя волосы, упавшие ей на глаза.
- Ничего.
- Что же, Барин, останешься или нет?
Барин, не отвечая, провел Пинету по коридору, отворил ключом дверь в полутемную комнату и сказал, поворачиваясь к нему:
- Здесь вы будете жить пока. Попробуете бежать - хуже будет.
Пинета остался один. Он поставил свою корзину под кровать и снова засмеялся чему-то. Начинало светать. Узкое окно маячило в утреннем свете.
Пинета стянул сапоги и одетый лег на кровать; он долго припоминал одно слово, которое вертелось у него на языке и которое он никак не мог произнести. Наконец вспомнил и сказал про себя, набрасывая на ноги одеяло:
- Хаза!
III.
Гражданская война, грохотавшая по России пулеметами от Баку до Кольского полуострова, не пощадила этого города, построенного на слиянии двух рек и обнесенного каменной стеною, которую в свое время с большим упорством долбил каменными ядрами Стефан Баторий.
Через реку был переброшен мост. Тотчас за мостом начиналась площадь осенью на ней тонули неосторожные дети; за площадью важно шли железные ряды, старинные здания с каменными навесами вдоль фасада, за железными рядами снова площадь, на которой толпились когда-то стекольные магазины.
Стекла плохо выдерживают революцию, и в стекольных магазинах были выбиты стекла.
За площадью стремительно скатывалась вниз улица; где-то за садами эта улица ударялась в тюрьму, походившую на четырехугольный каменный сундук.
В тюрьме - коридоры и камеры, в камере под номером 212 солдатская кровать, решотка, огромная, как небо, параша и политический арестант Сергей Травин, который все послал к чорту и спал целые дни, завернувшись с головой в одеяло.
"Пещера Лейхтвейса" была единственной книгой, ходившей среди заключенных. Кроме Лейхтвейса, из рук в руки передавались буквари и полное собрание сочинений Смайльса - остаток тюремной библиотеки.
