Он мелкими шажками подбежал к Шахову.
- Известнейшая артистка! Мадемуазель Рени, младшая. Читали? Танго в натуральном виде!
- Мне нужно с вами поговорить по важному делу, - сказал Шахов, отворачиваясь.
- Ганька, пошла вон! - внезапно крикнул Главецкий.
Женщина, посвистывая и пожимая плечами, вышла из комнаты.
Главецкий широким жестом подвинул Шахову стул и бросился в кресло.
- Я вас слушаю.
- Я получил вашу записку, - начал Шахов и тут же остановился, откинувшись на спинку стула и глядя на Главецкого неподвижными и мутными глазами.
- Да, как же писал...
- Так, вот, я пришел, - с трудом продолжал Шахов, - чтобы раз и навсегда окончить все это дело.
Главецкий кивнул головой.
- Я так и думал.
Шахов снова замолчал. Он для чего-то поднял воротник шинели, потом торопливо опустил его и застегнул крючок.
- Так вот, значит, в чем дело? - неопределенно спросил он, - вы требуете от меня взамен этого... этой бумаги из военно-полевого суда...
Главецкий вскочил и плотнее притворил двери.
- А может-быть, - вдруг перебил себя Шахов, - а может-быть, вы на крючок закроете?
Главецкий быстро обернулся к нему.
- На крючок? Зачем?
- Ну, как хотите, не закрывайте, - грубо сказал Шахов.
Главецкий нерешительно вернулся обратно и накинул крючок.
- Вы писали, что так как у меня денег нет, то я могу возместить, так сказать, некоторыми сведениями или, скажем, документами, которые вам нужны... Вы, кажется, даже мне за это деньги обещали?
Главецкий беспокойно смотрел на него.
- Так вот я... принес, - шопотом докончил Шахов.
Он привстал, расстегнул воротник шинели.
- Принесли? - тоже шопотом спросил Главецкий.
Шахов вдруг вскочил, отшвырнул ногой стул и быстро прошелся по комнате.
- Что это мы с вами точно заговорщики, - отрывисто заговорил он, - у вас водка есть?
- Нет водки. А...
Главецкий задохнулся и открыл рот.
- А где они?
- Что они?
- Они... бумаги?
- Ну что ж бумаги! - Шахов небрежно похлопал себя по груди. - Вот где бумаги.
- Вот как. С собой? А можно...
- Что?
- А можно... взглянуть?
Шахов, не отвечая, отвернулся к стене и точно так же, как Главецкий тогда, возле трактира, на углу Болотной (он это тут же вспомнил с болезненной ясностью) принялся тащить из бокового кармана шинели бумаги, которые он давеча пересматривал у себя в номере.
- Что это у вас... электричества нет, что ли?
- Н-нет, - нерешительно ответил Главецкий, с жадностью глядя за каждым движением руки, держащей бумаги, - не то, что вообще нет, а у меня... Никак починить не могут, приходится керосин жечь.
