Сеяли кукурузу, свеклу, коноплю, кормовую смесь.
Получали подчас неплохие урожаи — земли-то заливные, влаги хватало на все лето!
Так и у нас вышло…
И не ходили теперь наши хорошаевские мальчишки в Круглый лес за удилищами, гнили на поветях сачки и бредни, бабы белье полоскали в жесткой колодезной воде, подрастало первое поколение детей, живших у речки, но не умеющих плавать — негде было учиться.
А спустя несколько лет газеты запестрели заголовками: «Спасайте Десну!», «Спасайте Кубань!», «Спасайте Сейм!»…
Хватились!
Ну, да лучше поздно, чем никогда.
…Федор Кириллович щурит глаза от наползающего дыма, готовится заговорить — догадываюсь по его сосредоточенному лицу.
Мы сидим на обструганном бревне возле недостроенного сарая («Цельное лето возился с ним, шифером думаю покрыть», — сказал он). Усадьба Федора Кирилловича — над самой речкой, на крутом берегу. Внизу, вдоль речки, заросли лозы, ракит, осины, черемухи, кленов, дикой малины — ни пролезть там, ни пробраться. Оттуда несет запахом свежих осенних листьев.
Над коноплей по обе стороны деревни не умолкает грачиный грай.
Солнце. Летают нити серебряной паутины. Стоит бабье лето. Полыхает за сараем гроздьями молодая рябина, снуют в ее листве прилетевшие невесть откуда дрозды. К рябине крадется черно-сизый кот…
Федор Кириллович поплевал на папиросу, придавил ее каблуком кирзового сапога.
— Речку, говоришь, жалко? — начал он с вопроса. — Э-э, а мне, думаешь, каково? Ты, племяш, родился тут — и уехал. А я родился, живу и помирать на этом месте буду. Да я рыбак еще, сам знаешь, сызмальства. Мне эта вся свистопляска с лугами, можа, лет на десять жисть укоротила. Тах-та во!.. Ить дурачки-то луга распахивают! Вот наш новый председатель, Бирюков, он с головой, правильно рассудил. В прошлом году кулигу под Михеевкой травой засеял, летом трижды косил ее. Пришлось, правда, поливать, так луг, он тоже ухода требует. Почти по сорок центнеров сена накосил. Видел, скирды в кулиге? Тах-та во!.. Обещает Бирюков весной и наш луг засеять, ежели семена достанет. Семян, понимаешь ты, нигде нетути, мало их выращивают.
— Засеют теперь не засеют, а все равно речка пропала.
— Да как тебе сказать? Природа, она, видишь ли, в иных случаях может себя восстановить. Особливо, ежели помогнуть ей, прудов, скажем, напрудить — даже там, где раньше мельницы были. К примеру, наш Бирюков засеял луга, а в тех деревнях, что выше нас, по-прежнему пахать их будут — вот где беда.
