— Серёня! Здравствуй, дорогой! Ты откуда и куда?
— С Возов — я ведь от завода квартиру получил. А еду к матери, лекарство ей везу. Садись, чего стоишь?
— Да я уж пешком. Что тут идти осталось?
— Садись, ноги не казенные! — настаивал Серёня. — Заодно машину оценишь. — И он сильно сжал пальцами руль, как бы говоря: смотри, мол, какого коня удерживаю!
Идти и впрямь всего ничего оставалось, но и Серёню обижать не хотелось (будь я на его месте, я бы обиделся).
Ладно, пусть будет по-Серёниному! Чемоданчик — в люльку, сам — на сиденье, сзади Серёни.
— Вот и порядок! — довольно сказал Серёня и рванул мотоцикл так, что я чуть не опрокинулся.
Летели мы через Барский луг — только грязь из-под колес.
— Ты кем, я забыл, на заводе? — спросил я, когда Серёня притормозил и медленно переезжал шаткий мостик через речку Снову.
— Сварщиком. Я ведь Братскую ГЭС строил, по комсомольской путевке туда ездил, там и обучился.
— А чего не остался?
Серёня замялся.
— Не знаю. Домой что-то потянуло, а чего — не знаю. Может, из-за матери, может… любовь тут я завел. И после одного отпуска решил: вернусь. Посоветовался с матерью — она в слезы. Рада была. «Хоть ты один, — говорит, — со мной будешь, а то четверых детей вырастила, и все, как воробьи, разлетелись».
— Не жалеешь, что вернулся?
— Не-е! Я хорошо живу. Получаю неплохо — мотоцикл, вот видишь, купил.
Мы въехали на бугор, откуда начиналась Хорошаевка.
— Тебя где ссадить? — спросил Серёня.
— Возле Дуни.
— Добро.
И — снова ветер в ушах.
Дуня дала мне кусок мешковины, старую цебарку, и я приступил к уборке. Два года никто в хате не жил. На окнах, на потолке — сплошная паутина с черными точками попавшихся мух. Я веником обмел стены, потолок, подскреб лопатой пол перед тем, как его мыть.
— Э-э, — в который раз говорила мне Дуня, — пожил бы лучше у меня. Я б на печке, ты — на кровати.
Ну, а я рассудил иначе: чего зря старуху стеснять, на печь ее выживать? Я тут поселюсь, в свободной половине. Вон даже стол, умывальник у меня будут — от прежних квартирантов остались, а что грязь — так это не беда. Не белоручкой, чай, вырос, полов я в своей жизни перемыл не один гектар, а тут всего какая-то комнатка.
И я еще раз сказал Дуне:
— Мне, теть, здесь удобней.
— Ну, смотри… Тогда я побежала к Павлику за раскладушкой.
Вода в ведре ключевая, обжигает руки — пар от них. Я неистово тру тяжелой мешковиной ни единожды не крашенный пол, на котором комками засохла двухлетняя грязь. Тут мало один раз помыть его — нужно несколько заходов.
