Пламя в отсеках | страница 30
На телевизоре, этом алтаре современного очага, стоял в окружении двух махровых маков и ландышей портрет капитана 1 ранга Ванина, переснятый и увеличенный с карточки из личного дела. Рядом поблескивала рюмка с водкой, накрытая по обычаю ржаным ломтиком.
За составленными столами тихо поминали командира погибшей подлодки, впрочем, не командира — Евгения Алексеева сына, Женьку, Женечку…
— Мачеху мамочкой называл.
— Дома о службе не говорил. Спросишь, бывало: «Ну как вы там?» — «Ничего. Плаваем помаленьку…»
— Улыбчивый был. С людьми ладил. Матросов не обижал. «Я им, — говорил, — командир только на корабле. А на берегу — мы все из одного теста».
— Дочь в институт не пристраивал. Я сам поступал и ты сама поступай. Да самой, видишь, силенок не хватило. Пошла машинисткой работать…
Дарницкий военком, подбросивший меня на машине, терзался за столом, решая неразрешимую задачу. Министр обороны написал сочувственное письмо отцу Ванина, но кадровики не удосужились выяснить, что тот давно уже умер. Не выполнить приказ министра военком не мог, но и вручать такое послание вдове значило оскорбить ее горе.
Если верно, что все счастливые семьи счастливы одинаково, то семья отставного мичмана, электрика одного из дарницких заводов Алексея Ванина — исключение из правила. Все четверо из этой семьи честно выстрадали свое, ни на чье не похожее и недолгое счастье. Первая жена Ванина умерла, когда Жене и Вите, братьям-погодкам, было одному — семь, другому — шесть. Отец долго не женился, боясь привести сыновьям недобрую мачеху. Вели небольшое свое хозяйство по-флотски, без женщин, втроем. Братья поочередно «несли вахту на камбузе», встречали отца с ночных смен, сами обстирывали себя, сами учились, готовясь только в моряки.
Любовь Лазаревна Белецкая переступила порог их дома, когда Евгений и Виктор переживали сложную пору юношества и приняли перемену в их устоявшейся самостоятельной жизни весьма настороженно. Никто, кроме самих ребят, не знает, сколько труда и души вложила эта женщина в их суровое бытие, прежде чем младший из братьев, 14-летний Виктор, назвал ее мамой. Евгений присматривался еще год, потом сдался и он. Младший тут же обежал всех соседей с радостной вестью: «Женька назвал ее мамой! У нас будет семья!»
Да, она сумела стать для них матерью, сумела не только образить не бог весть как ухоженных парнишек, сумела согреть их души, не оттолкнуть строгим словом, разделить их общую веру в море, мечту о кораблях, о дальних плаваниях. А ведь самой ей небо открывалось отнюдь не в алмазах. Девчонкой была угнана на работы в фашистскую Германию. Хлебнула не один фунт лиха…