Мысль мелькнув, ускользала… Красменоттос злился. Злился из-за все возрастающего сомнения. Он сомневался, что все еще хочет сделать дипломную работу так, как ему порекомендовали. Быстро и красиво доказать, что раса людей не является расой существ разумных космических, тем самым позволить опираться на науку тем политикам, которые жаждут все новых территорий и колоний, позволить им игнорировать живущих там существ…
Молодой центурианин встал и прошелся по комнате.
"Где же выход? Пойти и сидеть в вольере, наблюдая за ней, как за…?". Но эта мысль с некоторых пор вызывала в нем все большее сопротивление. Есть пара их фраз…
Медленно запустив процесс перевода, он принялся листать все, что было собрано о людях в их библиотеке. Не густо. Анализ воздуха на планете, анализ почвы, природные ископаемые, наличие лесов, рек…и только несколько слов о диких племенах людей. Позже — о городах людей, все с той же низкой оценкой уровня интеллекта… Сухие цифры, тесты, баллы… Будто заговор какой-то, ни слова о культуре, психологии, хотя бы о повадках, что ли!
Пикнул и замигал о готовности переводчик, и на экране появились пятьдесят две строки перевода под двумя строчками исходного текста.
Красменоттос поежился. Ему становилось все хуже. Вот почему им казалась их речь неподдающейся пониманию. Как можно говорить и выражать мысль в двадцать раз короче, чем они?!
Но, когда до него дошел смысл последней фразы, он опять встал. Вспомнив отчаянный пронзительный взгляд, он выскочил в коридор и, все ускоряя шаг, почти бегом добрался до вольеров… Вот эта калитка… Ее нет… Почему ему так хочется, чтобы ничего не случилось, чтобы его глаза вновь встретились с ее глазами?
И они встретились… только зеленые глаза были безжизненны…
Мертвая, она смотрела в чужое небо, а он смотрел на нее.
Девушка лежала под водой бассейна, немного всплыв, насколько позволяла короткая веревка, привязанная к камню и к шее Лу. Длинные волосы струились вокруг нее, измученное лицо было теперь спокойным. Он смотрел и смотрел на нее, словно пытаясь проникнуть сквозь это мертвое молчание, чувствуя свою невольную вину в том, что только ее смерть заставила его взглянуть на нее по-другому.
4
Красменоттос развернул листок бумаги, который ему принес служащий, убиравший опустевший вольер. Ровные ряды знаков, которые он неуверенно перенес в переводчик, стали выстраиваться во множество центурианских букв. Положив длиннопалую руку на листок, он закрыл глаза.
