– Отец Вани Лебедева-Лабосяна – Иван Николаевич Лебедев сражался в Италии в отряде Сопротивления, – сказал Федор Алексеевич.
По мере того как переводчик переводил эти слова, на лице Рамоло Марчеллини можно было увидеть сперва любопытство,, а затем и волнение.
– Вот так судьба! – вскричал режиссер, энергично вскидывая вверх руки. – Георгий Марчеллини боролся против фашистов вместе с русскими, а Иван Лебедев – с итальянцами! Непостижимо! Синьор директор сказал, что вы, синьор Лебедев-Лабосян, принимали самое инициативное участие в том, чтобы узнать, кто похоронен в безымянной могиле. Я вам очень признателен.
Ваня смутился еще больше и не знал, что ответить и как себя держать. Выручил секретарь райкома – он указал гостям на ожидавшие их машины.
В ожидании необычных гостей Федор Алексеевич обошел двор, придирчиво оглядел забор, фасады мастерских, крыльцо школы. Остановился около толпившихся с самого раннего утра школьников и так же придирчиво оглядел их одежду. Войдя внутрь школы, постарался увидеть ее взглядом постороннего человека.
– Найдите Каменеву. Позовите ее ко мне, – на ходу сказал он ребятам из девятого «А» и пошел в физический кабинет.
В школе не было зала, и встречу с иностранцами решили провести здесь. Приборы убрали в угол. Расставили стулья, к окну придвинули стол, покрыли его красным сукном. Стол украсили первыми весенними цветами – подснежниками и медуницей.
В дверях физического кабинета Федор Алексеевич увидел председателя облисполкома. Игорь Сергеевич увлеченно разговаривал с учителями.
– Простите, – перебил его директор школы, – вы давеча что-то хотели мне сказать.
– Одну минуточку! – Игорь Сергеевич кивнул учителям и, взяв Сибирцева за локоть, прошел с ним по коридору. – Правда, сейчас не время об этом, но и умолчать я не могу. Вы уж извините, Федор Алексеевич, за прямоту, но случилась большая неприятность: когда я приютил на ночь ваших школьников, у нас в доме исчезли золотые часы. Мой подарок жене. Понимаете, дело не в часах, а в самом факте!
Лишь на мгновение Федор Алексеевич задумался, но тут же сам себе признался: «Славка!» Но вдруг это не так?.. С минуту поколебавшись, он спросил:
– Вы уверены в этом?
– Других посторонних дома не было.
Федор Алексеевич высвободил руку из пальцев Игоря Сергеевича и, почему-то ощутив к нему неприязнь, сказал:
– Во всем разберусь. Обязательно разберусь. Только прошу повременить. Отправим гостей и тогда займемся этим.
Он произнес эти слова, но знал, что примет меры сейчас же, сию же минуту. А Игорь Сергеевич, почувствовав неприязнь во взгляде директора, про себя решил так: «Будет защищать своих воспитанников, нужно, пожалуй, информировать об этом факте соответствующие органы».
