– Окончу сельскохозяйственный институт и вернусь в Коршун. Пусть это нескромно, но сам свою кандидатуру выставлю в председатели колхоза.
Саша в темноте с изумлением поглядела на Ваню, а потом фыркнула, замахала руками:
– Зачем сам? Так не бывает. Мы поможем тебе…
А Ваня продолжал:
– Сделаем Коршунский колхоз образцовым, таким, чтобы по нему равнялись не только в нашей стране! Из-за границы приезжать будут…
Саша снова фыркнула.
– Что ж в этом смешного? – спокойно спросил Ваня низким, глуховатым голосом.
– Да я не над этим… Я представила тебя председателем.
Ваня сидел верхом на стволе дерева, сомкнув на шершавой коре свои большие руки. Саша стала серьезной.
– Тебе хорошо. У твоего отца есть деньги. Ты можешь ехать куда хочешь и спокойно учиться.
– А ты не очень горюй, Сашенька. Сама заработаешь, и друзья помогут.
«Какие друзья? Как помогут?» – хотелось спросить ей, но она не спросила и лишь молча поглядела на Ваню.
– Как ты думаешь, Сашенька, ответит нам Рамоло Марчеллини? – спросил Ваня.
– Не знаю. Должен бы ответить. Даже из вежливости.
– Знаешь, с тех пор как я узнал, что в могиле этой, – Ваня кивнул в темноту кустов, – похоронен итальянец, который вместе с русскими громил фашистов, я все время думаю о своем отце. Какое совпадение! Он ведь в Италии тоже боролся за народ, за правду…
Ваня замолчал, прислушался к шуму ветра, сильным порывом пробежавшего по вершинам деревьев.
– Учиться поеду в Иркутск, постараюсь что-то узнать о своих родителях. А потом бы в Италию!.. Ну, пошли, Сашенька. Тебе в интернат приходить нужно вовремя.
Саша неохотно встала. «Он всегда первый вспоминает о том, что пора расходиться, – подумала она, – а я бы сидела до рассвета…»
Ваня пропустил Сашу первой по узкой знакомой тропинке и пошел сзади нее.
Вечером, когда семиклассница Катюша заснула, Саша перебралась на Верину кровать.
– Подумай, – с возмущением шептала Вера, – только я сказала, что буду дружить с ним, он сразу же целоваться… Вот и попробуй помочь им!
– Нет, Вера, не все такие. Ваня совсем другой. Мы с ним уже год дружим и вечерами вдвоем ходим, а он молчит и молчит… Может, не нравлюсь я ему? Только он очень, очень хороший… Обо мне все беспокоится: и в интернат вечером приди вовремя, и не тревожься, что на ученье денег нет.
– Эх, Сашенька, вся школа знает, что ты для Вани милее всех. У него и лицо другим становится, как тебя увидит.
– Милее – может быть. А любить – не любит, – задумчиво произнесла Саша.
