Под жарким послеполуденным солнцем январского дня пастбища казались такими зелеными, чуть ли не сверкали; за стадом коров-джерси терпеливо брели человек и пара собак, гоня их к сараю. Поодаль друг от друга стояло два дома, оба окружены садами, маленькими, но симпатичными, тенистыми, хорошо ухоженными. Дом побольше был и поновее, в него я и заходила прошлым вечером; значит, второй — Уиллиса, управляющего. А неподалеку — обычные фермерские постройки, тоже все аккуратные, ухоженные.
За забором паслись три лошади, они подняли головы, поглядели мимолетно на меня. Все красивые, но один жеребец, серый, до того великолепный — глаз не отвести. Толк в лошадях Шредер понимает.
Ферма производила впечатление зажиточной, и я подумала, что для политического эмигранта, у которого при бегстве из Восточной Германии, скорее всего, только и было, что одежда на нем, Карл Шредер недурно приземлился на обе ноги. Конечно, он, как говорят, преуспевающий драматург, но все равно…
— Что, опять заблудились? — отрывисто спросили у моего локтя.
Подскочив от неожиданности, я круто обернулась — Карл Шредер стоял рядом с моей машиной, впиваясь в меня острыми синими глазами.
— Я… я просто пейзажем любовалась, — виновато пробормотала я. — Тут очень красиво.
— Очень, — саркастически поддакнул он, — особенно, когда никто не болтается рядом. Ну и как? Нашли разгадку преступления?
Я молчала, отчасти оттого, что сердилась на него за его откровенную грубость, а отчасти из-за того, что злилась на себя — зачем испытываю такую неловкость и даже не просто неловкость — мне явно не по себе.
— Так что? — потребовал он, глаза у него потемнели от гнева. — Вы ведь за этим прикатили? Ваш первый ход был: «Я заблудилась в ливень, пожалуйста, помогите!» А когда ничего не добились, вернулись с новым планом, как раздобыть интервью. Кто вы вообще? Детектив-любитель? Репортер, нацелившийся на жареное? Хоть так, хоть эдак — вы все равно надоеда и растяпа! Давайте-ка уматывайте отсюда!
Лицо у меня вдруг вспыхнуло, и я посмотрела ему прямо в глаза:
— Если вам так хочется знать, я — Жаклин Фримен. Веду временно практику доктора Пимброка, сам он уехал в отпуск за границу. Сюда приехала по той же причине, по какой уже два часа колесила по дорогам: знакомлюсь с окрестностями. У меня сложилось впечатление, что дорога общественная и не требуется спрашивать разрешения для проезда по ней или кому-то давать объяснения.
Он с минуту рассматривал меня, гнев из его глаз пропал, но губы были по-прежнему сурово сжаты.
