По-русски было непросто не только учиться, но читать книги, принимать участие в общественной жизни. В XVIII веке ни художественной, ни научно-философской литературы на русском языке еще не существовало; так, отдельные авторы. Даже в самом конце XVIII века французские и немецкие книжки на полках библиотек теснили редкие томики Хераскова, Ломоносова, Сумарокова, Новикова. Пушкин и Лермонтов, Толстой и Гончаров еще не родились на свет. Литературного процесса на русском языке еще нет.
Наука на нем почти не делается: даже в Российской академии наук из 300 академиков этнических русских — 2 человека в 1740 году, 6 человек в 1770 г. и только к 1800 г. — аж целых 30 человек.
Общественная жизнь? Политика? Она или в Европах, или в Петербурге… Даже не в Москве, тем более — не в провинциальных городах.
К тому же все политические теории, общественные интересы связаны с идеями французских просветителей и немецких философов, с жаркими спорами в гостиных Петербурга или в усадьбах — уж конечно, построенных и организованных по-европейски. Народ и не имел никакого представления о модных идеях и сам в него совершенно не укладывался.
Общие жизненные интересы? Их тоже не было. Душевная жизнь европейски образованного барина, помнившего бульвары Парижа, получавшего письма из Бадена и Женевы, спорившего о последнем романе Жанэ и о «Фаусте» Гете, была предельно далека от любых душевных движений крестьянина. Не только потому, что крестьянин не читал Гете, а еще и потому, что сами основы душевного устройства барина и его кучера оказывались различны.
Одни и те же слова русского языка имеют для них разный смысл. Одни и те же события осмысливаются не просто по-другому, а в других категориях.
Для барина убийство Петра III — сугубо политическое деяние, совершенное пусть и незаконно, но правильными людьми и с правильными целями. Для мужика на первый план выходит не политика, а семейная сторона преступления: жена мужа убила. Новиков передает разговор некоего помещика с кучером.
— Екатерина — великая государыня!
— Эх, барин… Так если всякая мужа убивать станет — и людей вообще не останется…
Судя по разговору, отношения барина и мужика достаточно дружеские. Но оценки… оценки событий абсолютно различны.
Не говоря о том, что совершенно различен житейский опыт, даже материальная культура дворянина — и всего остального народа. Дворянин и крестьянин — люди одного народа, но вместе с тем люди разных цивилизаций. И ничего с этим никак нельзя поделать.
