На минуту глаза императрицы затуманились. Точно легкое облачко покрыло ее лицо. И вдруг снова оно озарилось чудной, ласковой улыбкой.
— Смотри же, князь, хорошенько распорядись насчет моих милых пленников, — произнесла государыня, протягивая князю руку для поцелуя. — Я хочу, чтобы роскошью невиданной и почетом окружили с этого дня и мальчиков, и их мать и чтобы воспитатели занялись ими, научили их, как надо вести себя в царском дворце и среди вельмож. Исполнишь это, Александр Данилович?
— Исполню, государыня, все в точности, согласно твоей воле, — почтительно кланяясь, ответил князь.
— И еще, — прибавила государыня, — скажи кому следует, что я обоих моих пленников решила сделать графами. Отныне они должны называться графами Скавронскими, а мать их — графинею. Понял, князь?
— Понял, государыня. Все будет исполнено, как ты приказать изволила, — и с новым низким поклоном светлейший князь Меншиков покинул кабинет императрицы.
* * *
— Нет! Что же это за пытка такая! Заперли в четырех стенах и морят нас, точно гусей на убой перед святками… Коли решили казнить, так уж пускай казнят, только бы скорее… А то нет сил сидеть здесь дольше, ожидать, — так сердитым голосом говорил двенадцатилетний Мартын Скавронский, бегая по большой светлой горнице, точно маленький львенок, запертый в клетку. Его мать сидела в углу на лавке, сложив руки.
С тех пор как ее с двумя ее сыновьями, увезли из Дагобена, она почти все время проводила в молитве, со страхом ожидая, что не сегодня завтра ее разлучат с ее детьми.
Из Дагобена всех троих повезли прямо в город Ригу, где начальник края, князь Репнин, велел их привести к себе.
— Вас зовут Мария Скавронская? — спросил он сухо.
— Да, — чуть слышно отвечала бедная крестьянка.
— А тебя — Мартын Скавронский? — спросил князь, обращаясь к старшему мальчику.
— Да, меня зовут Мартын Скавронский, а моего младшего брата — Иван Скавронский, и мы, — прибавил смело спрошенный, — никакой вины за собой не знаем и ни в чем не провинились… За что же нас увезли из Дагобена?
— Это вы узнаете в Петербурге, куда велела вас привезти сама императрица, — ответил князь Репнин. — Кстати, — прибавил он, — не помните ли, была у вашего отца сестра?
— Как же, была, только мы ее не помним… Она… — и Мартын хотел было еще что-то прибавить, но мать в испуге быстро подскочила к нему и закрыла ему рот рукою.
— Молчи, Мартын! — крикнула она. — Ты погубишь нас всех!..
Князь Репнин больше не расспрашивал. Он велел лишь в тот же день приготовить дорожную колымагу и приказал солдатам отвезти Марию Скавронскую и ее сыновей в Петербург под крепким караулом и по дороге не разговаривать с ними, не спрашивать их ни о чем.
