Просчитался дед: не получил ожидаемых благ от замужества дочери. Тэгрынэ это знает и потому, может быть, ни разу не заезжала в Наукан.
— А мы, старики, нет-нет да и завернем туда, — продолжал свою неторопливую речь Нутетеин. — Походим по тропинкам детства, поднимемся на холм, где лежат кости предков, и словно прикоснемся к живому источнику. После этого мне так хорошо бывает! Остается легкая, светлая грусть, как после печальной музыки. И у меня вот тут, — он ткнул пальцем в тощую грудь, — рождаются новые песни.
— Значит, за новыми песнями ездите на старое пепелище? — улыбнулась Маша.
— Я-то, пожалуй, да, — хитро прищурился Нутетеин. — А другие хотят приносить жертвы богам, которые осиротели. Если бы мы все поселились в одном месте, тогда, наверное, и боги последовали бы за нами. А так им пришлось остаться на старом месте. Не разорваться же богам на три части… Ведь что получилось? Эскимосы из Наукана перебирались не только в Уэлен. Большинство направилось в Нунямо, а несколько семей — в Лорино. Может быть, вместе нам было бы лучше.
В такой деликатной форме Нутетеин высказал свою мечту — собрать в одном месте всех эскимосов, разбросанных по Чукотскому полуострову. Хотелось старику объединить в своем ансамбле побольше хороших певцов и танцоров!
Много лет эскимосы и чукчи осваивали музыкальные инструменты, завезенные с материка. От балалайки до пианино. В первые послевоенные годы в чукотских селах появились даже аккордеоны и саксофоны. Природная одаренность помогала быстро овладевать этими диковинными штуками. Казалось, навсегда забыты старинные песни и танцы под бубен. Лишь изредка кто-нибудь из подвыпивших охотников вдруг заводил в сельском клубе родную мелодию, навлекая на себя гнев молодых людей, разучивающих танец молдаванеску или медленный гавот.
И также вдруг возродился небывалый интерес к своим песням и танцам. Пришлось заново, по крупицам собирать растраченное богатство. Знаменитый уэленский певец Атык снова взял в руки бубен, воспрянул духом Нутетеин, засверкал талант Умки. Но самое удивительное заключалось в том, что вся молодежь потянулась к старому. Да и было ли это старым? Новые мысли, новые идеи вдруг нашли новое воплощение в, казалось бы, навсегда утраченных формах.
Это произошло как раз в то время, когда Чукотка переживала великое переселение. Из яранг — в дома!
— Только три яранги осталось в Узлене, — продолжал Нутетеин. — Скоро лишь по книгам наши дети будут узнавать, как жили отцы. В Наукан будут ездить на экскурсии…
