Там, где начинается поляна, заросшая бамбуком, внимание капитана привлекло необыкновенное дерево. Могучая старая береза широко растопырила поросшие мохом ветви-пальцы. А в их развилке, будто на раскрытой ладони, выросла маленькая полутораметровая пихта. Чудеса! Двухэтажное дерево.
***
Оказалось, что принять решение легче, чем осуществить его. Трижды подходил Сандзо к краю ущелья. Заглядывал в бездонную глубину и отскакивал назад. Он сел и заплакал. Потом стал ругать себя самыми обидными словами. Ему вспомнилось, как дедушка сидит у шалаша, как трясется его голова… И злость на самого себя, на свою слабость закипела в нем. Держась за корень дерева, росшего у самого края, Сандзо, ногами вперед медленно сполз вниз. Нащупал узкий выступ и сделал первый шаг… Потом второй, третий… А сколько нужно? Триста двадцать шагов сделал Сандзо, когда они бежали сюда от русских. Но тогда впереди с маленьким Мицу за спиной осторожно шагала мама… А сзади был дедушка Асано. И впереди и сзади было много других людей. А теперь он один. Тогда на ногах были легкие дзори.[15] Тридцать семь, тридцать восемь. Главное — не думать о пропасти. Потому что тогда ноги становятся ватными… Дзори развалились уже на третий день… Пятьдесят три, пятьдесят четыре… Ох, какие острые камни под ногами. Как кинжалы. Вот бы надеть гэта. Но в деревянных гэта разве удержишься на таком карнизе… Об этом тоже нельзя думать. Нельзя!.. Сто двадцать девять, сто тридцать. Сандзо, прижимаясь к скале, осторожно делает шаг правой ногой и приставляет левую. Опять правую… С каждым шагом каменная тропа опускается все ниже и ниже. Теперь карниз так расширился, что можно идти по нему не боком, а прямо. Но тогда можно нечаянно посмотреть вниз… Ох, как кружится голова!.. Двести семьдесят пять…
— Крра! Кр-р-ра! — вдруг закричал большущий черный ворон. Он пролетел так близко, что даже ветром в лицо пахнуло от его крыльев.
— Что ты кричишь! Я же не дохлая лошадь. Я живой!.. Сколько же было? Двести? Или сто семьдесят?.. Лучше бы двести… тогда уже скоро. — Сандзо снова шагает, шагает, шагает, как автомат.
В ущелье тень. Прохладно. А у него по лицу струится пот, заливает глаза, капает с кончика носа.
Но вот наконец за поворотом карниз вдруг перешел в узкую промоину, идущую вверх, и под ногами оказалась надежная, поросшая травой земля. А перед глазами — живая зеленая стена. Высокая, в два человеческих роста. Он побежал по зеленому туннелю с высокими шелестящими сводами из стеблей курильного бамбука. Дальше, дальше от пустоты под ногами! Пробился через чащу. Поскользнулся и кубарем покатился вниз по склоку, покрытому толстым слоем полусгнивших листьев.
