Оказывается, пока Круглов ходил и кричал, у капитана в комендатуре перебывали почти все хозяйки из поселка и, кланяясь, заверяли, что, как приказал комендант, баня скоро будет готова…
Память подвела Колю. На поверхность всплыли два сходных по звучанию, но совсем неподходящих слова: «вода» и «баня».
Быстрее всего справлялась с подобными поручениями «легкая кавалерия», или «лекалери», как говорили япончата.
Сандзо с товарищами целыми днями играл где-нибудь поблизости от комендатуры. Выйдет капитан и крикнет:
— Легкая кавалерия! Ко мне!
И тотчас откуда-то из-за угла дома или из-за штабеля досок выскакивает табунок ребят и, топоча, как настоящие жеребята, деревянными подошвами гэта, бежит к комендатуре. Сандзо, как заправский самурай, выпячивает грудь и командует:
— Ки-о цукэ![27] — и докладывает: — Синь-ици-сан! Лекалери тута!
— Ясумэ![28] — тотчас откликнется, смеясь, Синицын и дает «лекалери» задание.
Взметнув песок перекладинками гэта, «лекалери» несется выполнять поручение. И вскоре нужный человек уже отвешивает низкий традиционный поклон у двери Синь-ици-сана.
По приказанию капитана за хорошую службу Сандзо с товарищами каждый вечер получали от старшины пару банок любимого мандаринового компота и мешочек вкусных армейских галет с леденцами. «Лекалери» тут же, где-нибудь на досках, вскрывала банки и устраивала пир.
***
Когда 6 августа 1945 года американцы взорвали атомную бомбу над Хиросимой, капитан Синицын, как и многие другие, недоумевал. Зачем такое зверство? Зачем убито сто тысяч ни в чем не повинных мирных людей?.. Он тогда не мог знать, как не знали и другие, что вновь испеченный президент США Гарри Трумэн, отправляя в полет эту черную смерть, сказал своим приближенным: «Если она, как я полагаю, взорвется, то у меня, безусловно, будет дубина для этих русских парней…»
Только три месяца назад пал Берлин. Еще пол-Европы лежало в развалинах. А уже новый претендент на мировое господство поднимал атомную дубину и грозил ею советским людям… Бросили на Хиросиму, чтобы испугать Москву.
Нет. Не знал капитан Синицын о зловещих планах господина Трумэна. Но он знал другое: теперь здесь проходит граница СССР. В двадцати пяти километрах от острова — оккупированный американцами Хоккайдо. И бывших союзников ныне разделяет холодная вода пролива Измены.
Вечером, когда в домах селения погаснут красноватые огни керосиновых ламп и жители спокойно уснут, начинается вторая жизнь комендатуры. Выставляются посты и дозоры. Вдоль побережья океана чуть поскрипывает песок под сапогами патрулей. Время от времени раздается негромкий оклик: «Стой! Кто идет?» Иногда где-то на берегу вдруг прозвучит выстрел, рванет воздух короткая очередь автомата. И снова тишина.
