— Даю время до двенадцати часов ночи! Думай, Колобок!..
Уходит к себе в барак.
В двадцать три тридцать Колобок заходит в секцию Лысого и наносит ему четырнадцать ножевых ран, предварительно разбудив и подняв с постели. Лысый умирает на месте, Колобка тащат в ШИЗО.
Мнения относительно ночного убийства, как всегда, разделяются; одни обвиняют Колобка, говорят, не имел никакого права поднимать руку до полного выяснения и, стало быть, украл он. Другие ссылаются на нервы и эмоции незаслуженно обиженного…
«Четыр-над-цать раз ширнул!.. Видно, в натуре, ни при чем! Если бы бабки взял он, сорвался бы к ментам… Крыса она и есть крыса… Полтора года до свободы! Они ж земляки…»
«Чушь собачья! Не имел права, остался под подозрением и ничего не решил! С каких делов тот стал наговаривать?! Так можно любого увалить, с понтом из справедливости! У него не было выхода, разве что менты, а так самого…»
* * *
Витька морально убит и издерган до основания, проклинает деньги и себя. От каких бы то ни было показаний отказывается наотрез, получает дополнительно год за молчание. Правду знает один Колобок…
Центральная больница управления. Станция Половинка Пермской области. Январь восемьдесят шестого года.
На второй этаж корпуса противотуберкулезного отделения вносят очередной живой «труп» с усиленного режима. Он лежит на носилках в одной нательной рубашке и куртке х/б. Санитары ставят носилки на пол.
Зеки со строгого смотрят на «молодой скелет» и искренне сокрушаются: «Там у них на этом Талом вообще хана! Все объедки и помои съедаются влет! А „козырные“ рулят! Их, блядей, надо тоже четвертовать, мусорская постановка, план или смерть! Да-а…»
Из коптерки вылетает завхоз отделения, толстый плут сорока пяти лет, Вася Киса.
— Че стали? Тащите его в ванную! — кричит он на санитаров. — Цирк устроили здесь, понимаешь!
Санитары из зеков мигом хватают носилки. «Скелет» не шевелится и не открывает глаза. Беленькая девятнадцатилетняя головка на грязных брезентовых носилках… Сколько человек уже вынесено на них навсегда?..
— Куда?! Куда это вы тащите его?! — Из сестринской скорым шагом прёт сестра Лидия Васильевна — главный агент оперчасти по совместительству, её боятся все. Сорок три года, муж, трое детей, на пальцах и на груди — золото. Она сразу поняла, куда несут больного, но ванная комната давно занята сестрами под зимний туалет. На месте-то удобней посидеть, не надо топать по морозу в другой корпус.
Лидия искренне возмущена тупостью санитаров:
