Антон забыл нужное слово и, пока вспоминал, зажег конфорку. Вскоре сковорода нагрелась, и он, разбив над ней три яйца, присел на табуретку.
«Разнообразить» — вот оно, это слово. Надо будет как-то разнообразить, подумал Антон, двигая к себе пачку сигарет.
С разнообразием у него было плохо — уже неделю, с того самого дня, когда Вика вернулась к маме. Со среды… или нет, со вторника…
Нереально красивая девушка с неправдоподобным именем. Вика, Виктория… Он поначалу даже не верил, думал — Надя какая-нибудь, ну, Ира в крайнем случае. А то уж очень много их было в Серебряном Бору — сплошные Вики, Анжелы да Дианы…
Зря не верил. Вика не стала спорить, просто показала паспорт. Действительно, Виктория. Виктория Васильевна. Смешно…
К спине приклеилось солнце, и Антон пересел на другой угол. Вика незадолго до ухода сняла занавески, и он пятый день страдал от тяжелого жгучего света. Надо будет постирать. Занавески. Да, надо… Не сегодня.
Он недоуменно посмотрел на горящую спичку, потом, сведя глаза к переносице, — на торчащую во рту сигарету. Тьфу! Сколько ж можно?!
Антон протянул руку к окну, но, спохватившись, сделал какое-то вялое движение, будто провожал улетевшую муху.
К концу июля Москва, устав бороться с летом, сдалась. Дома раскалились, деревья пропитались черной пылью, а земля под ними окаменела и разошлась глубокими трещинами. Люди жались в тень, будто прятались от дождя, и даже ребятишки бродили по двору, как пенсионеры, — медленно и грузно.
Тогда был такой же день. Июнь? Июль? Разве вспомнишь… Жара стояла невыносимая, Антон только на пляже и спасался.
Это что же?.. Год уже прошел? Целый год вместе? Вообще-то, можно было и решиться. Пора было решаться — так считала Вика. Он вроде не спорил, но продолжал тянуть — из какого-то странного принципа, всем известного, но никому не понятного. И чем больше Вика намекала, тем приятней Антону было ее испытывать…
Пропавший суп и несъедобные котлеты — вот и все испытания. И еще окно без занавески.
Отметка в паспорте, такая ерунда… Для Вики это почему-то было важно.
— Ну и к черту!.. — сказал Антон вслух. — И не надо. Ничего не надо!
Он глянул на плиту и, вынув изо рта неприкуренную сигарету, перенес сковороду. Стеганая прихватка куда-то подевалась, и он поставил яичницу на газету.
Чистые тарелки закончились еще позавчера. Антон мог бы их помыть — это занятие его почти не напрягало, — однако тарелками всегда распоряжалась Вика. Не всегда, конечно, а только год. Но за год это стало доброй традицией.
