— Ну спасибо!
— А ты как думала? Я как узнал, что они Кису твоего пришили, так, думаю, все — хана нам всем.
— Жив он… Да и не в этом дело… А запись у тебя не сохранилась, скорее, не спросила, а констатировала она.
Гога хлопнул себя по лбу:
— Точно! Есть!
Информационный сюжет об ее аресте был совсем коротким: за кадром звучал комментарий журналиста, почти дословно совпадающий с газетным текстом, а на экране мелькали какие-то люди, милицейские машины, роскошное фойе какого-то учреждения… И вот через это-то фойе и волокли ее двое спецназовцев — к дверям, на улицу. Всего — секунд пять-шесть.
Пока съемка велась в помещении, Маша еще сомневалась, но вот камера переместилась на тротуар, под яркий солнечный свет, оператор дал крупный план, и Маша ясно увидела себя. Именно СЕБЯ. Сомнений быть не могло. Даже свитер она свой узнала… Слезы на глазах…
Под конец комментатор продиктовал те же телефоны, что были указаны в публикации, внизу экрана пробежали цифровые титры.
Гога выключил телевизор. Маша глянула на себя в зеркало. Те же глаза. Те же слезы.
— Давай-ка, Маруся, позвоним, для начала, — предложил Гога. — Типа, мы — свидетели. Придумаем чего-нибудь. Хотя мне, ох, как не охота с прокуратурой связываться!..
Маша провела рукой по лицу, утирая слезы (хорошо, ее хоть не видят):
— Ты и не будешь связываться. Меня проводишь, и все.
— Добро.
— А как, к стати, Шахиня поживает?
— Кто ж ее знает. С тех пор, как она с Кисой твоим в бега подалась, я и не видел ее. И век бы еще не видел.
— И меня.
— А тебя я и так — не вижу. Теперь, правда, кажись, увижу — ты же раздваиваться стала…
Но Маша уже не слушала его, а, взяв радиотелефон, набирала номер. Что сказать? С чего начать разговор?
— Дежурный слушает.
— Здравствуйте. Я — по "делу Маруси".
— Одну минуту. Соединяю.
В трубке колокольчиками проиграла какая-то мелодия, затем прозвучал властный, слегка раздраженный мужской голос:
— Да! Слушаю вас.
Маша слегка оробела:
— Я по "делу Маруси"…
— Вы можете назвать себя?
— Не хотелось бы.
— То есть вы желаете остаться инкогнито. Хорошо. Что вы имеете сообщить?
— Все. Я знаю о ней все. Каждый ее шаг.
— Вот как. — Голос слегка смягчился. — Тогда не хотелось бы по телефону. Может, вы могли бы подъехать сюда?
Маша уже сумела взять себя в руки. Пусть у простых смертных при слове «прокуратура» сердчишко колотится, ей-то чего бояться? И она решила говорить с позиции силы:
— Но у меня есть условие.
На том конце провода помолчали. Потом раздался мягкий смешок, и голос поинтересовался:
