— Я твой контролер. Ты любишь людей? Сейчас мы просто беседуем, детальная проверка состоится потом.
— Я привык ладить с окружающими, хотя предпочитаю одиночество.
Контролер нахмурился. — Дело усложняется. Ты даже не представляешь, насколько оно усложняется. Этот изоляционизм, который ты называешь одиночество… э… есть не что иное, как мимолетная причуда. Для этого мы не располагаем ни возможностями, ни желанием. Мы не можем направить тебя осваивать другие миры…
— Я был бы хорошим колонистом.
— Не хорошим колонистом, а хорошим производителем! Запомни, у тебя теперь другие гены. Другие! Тебе остается только одно, Корбетт. Стать раммером.
— Раммером?
— Боюсь, что так.
— Первое незнакомое слово, которое я услышал после воскрешения. Разве язык не изменился с тех пор? У вас нет даже акцента.
— Я овладел старым английским на курсах РНК-подготовки.
Ты тоже научишься всему, если, конечно, доберешься до этого этапа. В вену вводится РНК, и происходит чудо. Однако вернемся к вопросу об одиночестве. Советую все хорошенько обдумать, Корбетт. Ты способен выполнять приказы?
— Я служил в армии.
— Это что-нибудь значит?
— Разумеется.
— Хорошо… Тебе нравятся новые места или незнакомые люди, и наоборот?
— И то и другое, — Корбетт живо улыбнулся. — Я строил дома по всему миру. Вам нужен еще один архитектор?
— Не очень. Ты считаешь, что государство перед тобой в долгу?
На это мог быть дан только один ответ: «Нет!»
— Но ты решил заморозиться? Ты, должно быть, считал, что будущее тебе что-то даст?
— Вовсе нет. Риск был оправдан — я умирал.
— А… — протянул контролер с задумчивым видом.
Сперва его подвергли тесту на образование английских слов по свободной ассоциации. Затем взяли пробу крови, заставили до изнеможения крутить педали велоэргометра и снова взяли кровь. Следующая проверка включала определение порога болевой чувствительности путем непосредственного раздражения нервов (Корбетт с большим трудом выдержал это испытание), и в третий раз взяли кровь. В заключение ему дали китайскую головоломку и попросили разобрать ее.
— Теперь мы имеем полное представление о твоем физическом и умственном состоянии, — заявил Пирс, когда все процедуры были закончены.
— А к чему анализы крови? — спросил Корбетт.
Контролер долго и напряженно смотрел на него, потом проговорил. — Сам догадайся.
От этого взгляда у Корбетта по спине побежали мурашки. Он почувствовал, что на карту поставлена его жизнь. Хотя, конечно, это чувство могло объясняться личной неприязнью Корбетта к контролеру, к его мелким чертам лица, холодным голубым глазам и блуждающей улыбке. Как бы там ни было, Пирс неотлучно находился рядом, следя за поведением Корбетта.
