В довершение она извлекла из обувной коробки горсть дискет и протянула мне.
– Будешь записывать на них промежуточные файлы, чтобы я имела возможность контролировать ситуацию. Я должна постоянно держать руку на пульсе – это мое условие.
– Они пустые? – поинтересовался я. – На них нет файлов?
– На некоторых наверное что-то есть. Но это – мусор. В основном фрагменты моих работ, уже никому не нужные. Можешь спокойно их уничтожать.
– Хорошо, – сказал я. – Я их уничтожу. Безо всякой жалости.
Она потянулась.
– Еще „Юньань"?
– Не откажусь.
Я вышел из комнаты, а потом вообще из квартиры. Рядом с подъездом стоял „Вольво" Моминой. Переступив через Стеценко, я немного поразмышлял, после чего взял курс на ближайший гастроном. Там я купил печенье, конфеты и лимон. А потом, махнув рукой, скупил половину прилавка. Смерть последнему гонорару издательства „Роса"!
У меня появилось ощущение, что я сумею завершить роман. За те долгие годы, что я занимался писательством, и в особенности, когда работал над „Мейнстримом", „Еще раз "фак"!" и „Разъяренным мелким буржуа", я основательно набил руку на создании различного рода литературных клише. Язык, почерк, ассоциативный ряд, особенности манеры изложения – так опытный фальшивомонетчик изготавливает клише денежных купюр. Ведь это тоже своего рода искусство: когда созданную твоими руками купюру невозможно отличить от настоящей.
Правда сейчас передо мной стояла иная задача: мне нужно было дописать. Это было значительно сложнее, но с другой стороны превращало в полноценного соавтора. Ведь на сей раз я принимал участие в создании чего-то подлинного, настоящего. Намечалась радикальная смена интерьера: вместо подполья по производством фальшивых банкнот – государственный монетный двор.
Возможно, работа над „Предвкушением Америки" – всего лишь трамплин, после чего для меня самого, Геннадия Твердовского, откроются двери в большую литературу? А то от Пучини меня уже пучит, ей-Богу.
Обуреваемый мачизмом, я выложил перед Моминой две красивые коробки: одну металлическую, с печеньем, и вторую из пластика, с конфетами „Мон шери".
Она рассмеялась. Потом неожиданно поцеловала меня в щеку.
– Я не сомневалась, что ты решишься, – сказала она. – А эти намеки на отсутствие лимона мне не очень-то понравились.
Видимо, вообразила, что я пустил в ход ее денежки. И что теперь мне уже не отвертеться.
Почему-то мне вспомнились слова Чейза: живет себе на свете человек – не тужит, и тут на его пути появляется женщина.
